Семьдесят процентов россиян переосмысливают фигуру Сталина. А я в Норильске на Библионочи. Норильск — это такой город за полярным кругом, где сейчас -26°, где есть мемориал Норильлаг, а за ним гора с вмёрзшими в никогда не оттаивающий грунт телами людей.
Я хочу оставить это здесь.
Женщина — экскурсовод и музейный работник говорит: в память о людях, чья смерть не имела никакого смысла, каждый входящий под ворота Норильлага, пусть ударит в колокол.
Это не просто. В -26° веревка на ощупь, как струна, режет пальцы, чтобы раскачать ее и ударить в колокол, нужно серьезное усилие. А я не взяла перчатки. Я на день, вернее, на Библионочь.
И я хочу оставить это здесь.
Я раскачиваю веревку, она тугая, замерзшая, но мне все же удаётся привести в движение язычок, и колокол издаёт протяжный вой.
Я хочу оставить это здесь.
Сколько усилий я потратила, чтобы с@аный колокол зазвонил. А за воротами — гора, она состоит из трупов людей, которые — что? Что они здесь делали перед тем, как впасть в вечную мерзлоту? Звонили в колокол?
Нет, ели д@рьмо.
Женщина-экскурсовод приводит цитату из дневника каторжанина. Он хотел покончить с собой и знал, что для этого требуется немного — просто выйти из барака. Он вышел и увидел тени на снегу — это другие заключённые от голода ели экскременты. Он зашёл обратно в барак, сказав себе, что — нет. Его не сломит е@аная советская власть. Ему было шестнадцать лет.
Как я хочу оставить это здесь.
Женщина-экскурсовод стоит в микроавтобусе между рядами и говорит, что теперь переосмыслили сталинское наследие, теперь говорят, все это было нужно стране. Но она никогда в это не поверит и никогда не скажет, что в смерти всех тех людей, что лежат в мерзлоте за воротами лагеря, правда был смысл. Ее, конечно, скоро уволят.
А я хочу оставить это здесь.
В библиотеке за накрытым столом, где и винегретик, и колбаска, и рыба, другая женщина говорит: «Мне стыдно за то, что происходит. К нам сюда приходят какие-то люди и говорят: Сталин выковал великую победу». Я говорю им: «А вы знаете, что случилось с людьми, победившими фашизм, вы знаете, что после сорок пятого давали не десять лет, а двадцать пять, вы знаете, что такое двадцать пять лет за полярным кругом без права переписки? Вы знаете, что первым требованием, которое выдвигали заключённые в лагерном бунте 1953, было просто написать родным, что ты сидишь. Что ты в Норильлаге».
И я хочу оставить это здесь.
Они говорят, железку, которую строили из Салехарда, надо было доделать. Женщина из библиотеки смотрит на меня с ужасом: в пятьдесят третьем бросили строительство, а если б не бросили — сколько бы ещё людей полегло?
Я хочу оставить это здесь.
— А как строился Норильск? — спрашивает женщина-экскурсовод. — На вечномерзлотном грунте жгли костры. Заключённые стояли в ледяной жиже по пояс, они все через пару месяцев становились импотентами. Но это небольшая проблема — до встречи с женщинами никто не доживал, они все тут, все тут остались.
И я хочу оставить это здесь.
Навсегда.