I
Он говорит: «Вытирайте обувь, Ева помыла Землю.»
И добавляет: «Любовь до гроба. Прочее не приемлю.
Бог приписал нам блуд, богохульство, краденный кем-то эппл.
Однако, мы далеки от этого, даже по горло в этом.»
II
Мы мирно сидим в Макдональдсе, ждём роллы и кофе с колой.
Адаму соседка в вибере: «Здесь Еву увозит скорая.»
Я вижу как он меняется, становится болью, стоном.
Прошу его: «Сделай паузу, снаружи полно омона.
Сейчас будет кофе. Паузу. Нельзя. Не срывайся с места.»
И тут азиатка-девочка кричит наш заказ наконец-то.
«Дождись, мы решим, мы сделаем…» И я отлучаюсь к стойке.
Он тут же бежит на улицу, где сразу же слышит: «Стойте!»
Бормочет им в шлемы: «Слушайте, я мимо, мне очень надо…»
Но место одно не занято у них в автозаке рядом.
Адам достаёт попутчиков: «Зачем и куда мы едем?»
Поют «В Магадан» Обломова. Всё кажется жутким бредом.
Мгновение за мгновением он пробует дозвониться.
Но трубка в прихожей выпала, а Ева уже в больнице.
Каталка скрипит колёсами по длинному коридору.
Сознание отключается и Ева впадает в кому.
С лицом молодого Чехова, дежурит интерн вчерашний.
Соцсети чморят невышедших. Его это бесит страшно.
«К чертям, господа, опомнитесь. А кто будет делать дело?»
Но руки дрожат предательски от холода её тела.
Все помнят: главврач вытаскивал такую одну когда-то.
Но главный отъехал временно гулять по Москве с плакатом.
И Чехов решает действовать: «Ребёнка её спасаем.»
А значит не всё потеряно и в мире родится Каин.
В участке сержант полиции лоялен и дружелюбен.
Смартфон отдаёт по-тихому: «Звони, разве ж мы не люди.»
Но трубка лежит на кафеле и в ней надорвался Моцарт.
А кот Моисей, набегавшись, отчаянно в дверь скребётся.
Зарядка почти кончается, осталось совсем немного.
Хватаясь, как за соломинку, Адам набирает Бога.
Он знает, что заблокирован, входящий Господь не примет,
Что в списках для нежелательных означено первым имя.
Политика Богу по боку: обсценна и неприятна.
Он переключает с «Первого» на «Дождь» и потом обратно.
«Навальный в сизо» загуглено, чтоб знать кто такой Навальный.
Из этого выйдет мученик практически идеальный.
Господь поминает Ленина, Манделу, Броз Тито, Кастро.
Вождю отсидеть положено, без этого — мимо касты.
По связи вещают ангелы: «Летать над Москвой нет мочи,
Они там друг с дружкой мочатся, кого защищать нам, Отче?»
Адам что-то шепчет. Молится, а может быть матерится.
Сестра принимает Каина и шлёпает по ягодицам.
На улицах обе стороны расходятся недовольно.
Бог смотрит балет про озеро. А Еве уже не больно.
Адаму ещё останется жить лет девятьсот по Библии.
Он тихо себе состарится, раз десять избегнув гибели.
Бог милостив: в белом ангелы, покой, чистота, палата.
Кровать Иисуса наискось, напротив кровать Пилата.
До смерти мне будет помниться, как я упустил минуту.
Как будто бы мог исправить всё и что-то спасти, как будто.
И в том, что случилось далее за точкою невозврата
Я чувствую виноватым. Лишь только себя виноватым.
Мне снится, что мы с ним встретимся на том же проклятом месте.
Его я спрошу: «А помнишь ли???» Пристану вот с этим текстом.
Он скажет: «Такое длинное. Зачем?» И пожмёт плечами.
И не дочитает.
III
Адам всё твердит: уймитесь же-здесь-ева-помыла-землю.
И снова: любовь-до гроба-я-всё прочее-не приемлю…
IV
Чуть позже рождение Авеля порядочной паре поручат.
И если уж братство всё-таки замешано на крови,
То Каин прикончит Авеля без цели, на всякий случай.
Аминь.