ДОКТОР ШВЕРЕР ДОКТОРУ ЧЕХОВУ

Герр Чехов. Простите. К вам, кажется, просится смерть…
Ей тоже шампанского? Будь она трижды пьяна.
Уже размышляет: а что в перспективе надеть,
Чтоб выглядеть краше у гроба, чем ваша жена.

Герр Чехов. У каждого смертного свой Сахалин
И свой Баденвейлер с надеждой на лёгкий исход.
Но в лёгком давно, словно в душном шкафу, нафталин.
Открыть невозможно. А, значит, уже не пройдёт.

Ирония в том, что, как видно, вы слабенький врач:
В отсутствие капель, которые следует пить.
Вас чайка склевала внутри, будто личный палач,
По букве, по строчке, чтоб этим других исцелить.

Герр Чехов. И в нас теперь доля российской хандры.
Без водки, медведей — бацилла страшней, чем чума.
Меня покидают мои три арийских сестры,
Их тянет в Москву, потому что там снова война.

Чахотка у Чехова. Как скаламбурить страшней?
Ружьё не стреляло и яд не держался в руке.
Какая нелепость: быть русским до мозга костей,
Чтоб «Я умираю» сказать на чужом языке.

*НАПОМИНАНИЕ: Доктор Эрик Шверер лечил Чехова в немецком городке Баденвейлер.
2 (15) июля 1904 года в начале ночи Чехов проснулся и первый раз в жизни сам попросил послать за доктором. Велел дать шампанского. Потом громко сказал доктору по-немецки: «Ich sterbe». (Я умираю). Взял бокал, улыбнулся и сказал: «Давно я не пил шампанского…». Выпил до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолкнул навсегда.

БОГИ ВЫХОДЯТ В ЛЮДИ

Мама, давай проверим живы мы или нет.
Шива, похоже, умер, спутав тактильность рук.
Это поминки, мама? Или простой обед?
Бешеная собака делает в небе крюк.

Ждали когда он выйдет в белом, при всех делах.
Грёбаный парабеллум жаждали зарядить.
Мама, какая вера? Лама, Христос, Аллах?
Разницы нет: убьют нас или помогут жить.

Отче придёт зимою. Ждёт, когда лёд скуёт.
Посуху аки — сложно. Выдержит ли река?
Боги выходят в люди, всех поражая влёт.
Это контрольный Ангел, чтобы наверняка.

Что мы возьмём в дорогу: библию или нож?
Я положил записку. Ты её там прочти.
Я в него должен верить, плох он или хорош,
Ты его видишь, мама, вот уже год почти.

ПОЭМКА О ГИТЛЕРЕ
Из цикла «Однофамильцы»

Жил в Клину человек по фамилии Гитлер.
С чебурашкой носил добрый розовый свитер.
Он конфеты дарил в детский садик и ясли,
Не боялся заразных брить бритвой опасной.

Как-то спас из огня два десятка старушек,
Как-то вынул наружу кристальную душу:
Ни одной червоточины, микроизъяна…
А ему все кричали: «Фашист! Обезьяна!

Ты — душитель, грабитель, урод, извращенец…
Нет, ты хуже! — ты просто обдолбанный немец!»

«Найн!» — вопил он и кровь его брызгала носом:
«Моя родина сказочный, солнечный остров!

Мама с папой там жили, и точно известно,
Что питались они только манной небесной!
И на остров родной никогда не ступала
Ни Мессии нога, ни нога маргинала!

Я рос чистым, безгрешным, почти бестелесным,
И в мозгу моём не было тёмного места…
Но однажды отец меня людям подкинул,
Прошептав: „Извини, выбивают клин клином…“

И теперь я в Клину, словно в страшном плену.
Я хотел бы детей, или просто жену.
Я желал бы любви, или просто тепла.
Или смерти такой, что легка и добра.

Чтоб убрали от окон моих огнемёт,
И плакаты о том, что здесь нелюдь живёт.
И включили бы лампочку мне Ильича,
Верьте: я не читаю „Майн кампф“ по ночам.

Или, может, ослабили на день ошейник,
Из кровати убрали на час муравейник.
Или дали стакан опреснённой воды,
А не слёзы не мною убитой вдовы…»

…И никто из людей так и не догадался
Привести паспортистку из местного ЗАГСА,
С чистым паспортом, ручкою полной чернил,
Чтоб фамилию он, наконец, изменил.

Герострат, Чингисхан, Мао и Чикатило —
Подходящих имён в мире множество было…
Но досталось же Ангелу за нелюбовь
Не совсем подходящее: Гитлер Адольф.