То, что коту не понравился новый корм, стало понятно примерно сразу. Намеков Черчилль (а именно так звали кота) не любил и считал их недостойной тратой времени и сил, поэтому в ход пошли самые тяжелые аргументы.
Первым на полу оказалось денежное дерево, оно-то и стало символом кошачьего бунта, мол: «Жалеете денег на корм? Значит, не бывать финансовому благополучию в этом доме минимум лет семь». Мяу-мяу, которое доносилось из самых черных недр кошачьей души, напоминало перевод Гаврилова из эпохи VHS (ублюдок, мать твою, гов**, жопа и т. д.).
Отец семейства, имея несомненный авторитет и являясь единственным мужчиной в пределах сорока двух квадратных метров, даже не рассматривался Черчиллем как потенциальная угроза и поэтому несанкционированный митинг проходил по правилам митингующего.
Нет, отец, конечно, попытался угомонить взбесившегося друга семьи. Он использовал все известные ему методы, начиная от переговоров, переходя к угрозам и даже физическому противостоянию, но тапок, который был пущен в агрессора, был расценен как переход к новому этапу отношений, и бунт моментально перерос в межвидовую войну.
За пять лет кот изучил семью вдоль и поперек, он знал все больные и слабые места, а потому удары его были точными и беспощадными.
Подаренные свекровью занавески стали первым пунктом в списке «ущемленного», но не последним. Хрустальный кубок, врученный главе семейства за первое место на чемпионате области по выпиливанию лобзиком, разлетелся на сотни маленьких осколков и стал последней каплей для мужчины. Налившиеся кровью глаза, раздувшиеся на лбу вены и занывшие от напряжения мускулы превратили отца семейства в настоящего Халка, но, правда, ненадолго. Он уже замахнулся своей могучей рукой, чтобы раз и навсегда закончить эту бессмысленную битву и показать животине, кто в этих джунглях царь, но услышав грозное и вполне убедительное «Папа!», тут же сдулся как прохудившийся шарик и, смахнув проступившую слезу, принялся подметать стекло.
Черчилль знал, что всё будет именно так. Поэтому не переживал за своё физическое здоровье и продолжал мстить.
Струны маминой гитары грустно спели в последний раз, уйдя на покой, так и не сыграв ни разу от начала и до конца «Wind of change», которым женщина мучила домочадцев последние три недели и почти добилась успеха. Утюг слетел с подоконника, но не был сильно расстроен, так как куплен был по акции в «Эльдорадо», собран по немецкой технологии из китайских материалов где-то под Калугой и вся его жизнь была сплошным мучением. Семья думала, что вода в нем не кончается чудесным образом, но на самом деле это были слезы безысходности.
Итальянские обои стоили своих денег, они распускались когтем легко и невероятно приятно. Кот расцарапал их везде, не тронул лишь то место, где была установлена когтеточка.
Черчилль не сильно разбирался в литературе, но зато он отлично знал, что твердый переплет жевать куда приятней, чем мягкий и потому выбирал только самые дорогие издания, вонзая в них свои клыки и, как истинный циник, отдавая своё предпочтение качеству обложки книги, а не её содержанию.
Заключительным аккордом по повестке дня кота планировалось классическое унижение обуви зарекомендовавшим себя тысячелетиями способом.
Он уже нацелился на любимые туфли хозяйки, когда вдруг услышал волшебный звук, сводивший с ума кошачье существо. Словно тысячи маленьких кото-ангелов сплавлялись на гондолах по валерьяновым каналам кошачьего рая и, распыляя в воздухе мяту, пели песню великому богу Еды. Это ребенок хрустел пакетиком любимого корма и уже вываливал его с излишком в тарелку.
Кот сорвался с места, позабыв про месть и оставив всю злость и ненависть где-то там, в далеком туманном прошлом, где хозяева положили ему в миску гречку. Он забыл эти мучительные мгновения, эту, казалось бы, непростительную дерзость. Простил жадность и короткое помешательство семейства. Они не виноваты, просто оступились, со всеми бывает. Кот радостно мяукнул и принялся с невероятным удовольствием пожирать лакомство, урча и благодаря вселенную за то, что она создала «Вискас» за семнадцать пятьдесят «по акции», который был вкуснее всего на свете, особенно вкуснее гречки.