Всё впереди — и плаха, и верёвка,
и пуля залежалая в стволе.
Кончается моя командировка
на этой замечательной земле.

Ещё не срок — ни времени, ни места,
но выплывают из небытия
две даты: день приезда — день отъезда,
а то, что между ними — жизнь моя.

Мне долгих дней волхвы не нагадали.
Придёт пора, и, лёгкая, как пух,
душа моя в заоблачные дали
взойдёт, и призовёт меня Главбух.

И я ему представлю длинный список
ушедших лет, желаний и тревог,
припомню тех, с кем дружен был и близок,
и всё сложу, и подведу итог.

Прости, Главбух, что я — из той породы,
кому земная жизнь невмоготу,
что я Тобой отпущенные годы
растратил на слова и суету.

Слова пусты, деяния — зловещи.
Весёлая судьба досталась мне
на той земле покинутой, где вещи
прочнее душ, а души — не в цене.

На той земле, где нищи мы и голы,
где именем Твоим ласкают слух,
мои несовершенные глаголы
не жгли сердец, прости меня, Главбух…

И, преисполнен высшей благодати,
седой Главбух, суров и отрешён,
прочтёт мой труд и вечное «К оплате»
напишет в уголке карандашом.

Я скромной благодарностью отвечу
и в дальний путь направлюсь не спеша.
И явится моей душе навстречу
Довлатовская грешная душа.

Обнимемся, и станем в райских кущах
вести неторопливый разговор.
Куда спешить? Уже ни дел текущих,
ни суеты — свобода и простор.

Уже плевать на славу и на сплетни!..
Он будет возвышаться надо мной —
всё тот же, сорокадевятилетний,
каким ушёл когда-то в мир иной.

Он скажет: «Не забыли — ну и ладно.
Простим и ничего не возомним».
И станет мне покойно и отрадно
от мысли, что опять я рядом с ним…

Пусть торопить свиданье неуместно,
но где-нибудь за далью голубой,
мой друг, и для меня найдётся место,
и мы ещё увидимся с тобой…

1991 г.