«Понимаешь, мало кто из людей способен на такой подвиг, как мыслить — по-настоящему мыслить! Ведь, большинство, как это ни странно, уверено, что мыслит, при этом лишь мысль имитируя. Нет, я считаю, что мысль по своей природе должна быть отвлечённой, нести главную идею, причем спорную, не однозначную. Когда мне говорят, что, кроме абстрактной мысли, есть мысль конкретная, то я считаю это ложным утверждением, в смысле, не истина. Да, набор фраз из уст большинства, не привычное к абстрагированию, звучит как некое подобие мысли, но лишь подобие. Понимаешь, есть то, что отличает фразу от просто слова, также, как и то, что отличает мысль от просто фразы. А этим отличием всегда служит задаваемый мыслителем посыл, заключенный в его мысли. Возможно, я не совсем прав, но я так думаю».

Часть 1
…
…
…
Глава 4

Пока лес впитывал чревом своим с небес падавшие осадки, он притих в страхе перед небесными силами. Но, как только дождь прекратился спустя четверть часа, лес вновь ожил, наполняясь птичьим гомоном и пением: издали раздавалось кукование одинокой кукушки, как всегда, отсчитывавшая чьи-то года; перекликались друг с другом чечевицы; дятел где-то нещадно долбил своим твердым как железо клювом кору дуба, а ему вторил дрозд. Лес, своими успокаивающими людскую душу звуками, возвещал небесным силам, мол, вдоволь напитался небесной влагой; мол, мне хватит — пора и честь знать; вот, осадки и отступили от этого напившегося влагой леса дальше делать свое мокрое дело. Однако Светило по какой-то не совсем понятной причине все еще скрывалось за тучами: от кого пряталось, бог его знает!
Отец с сыном шагали по влажной дорожке. Первым нарушил молчание отец:
—А мы, между прочим, так и не закончили тот разговор, когда началась гроза, — про то, почему бог необходим людям.
—Верно, па. У меня все равно крутится в голове эта тема.
—Как ты там сказал: «чтобы быть с богом, живи плохо», так ты сказал?
—Ну, не совсем так, но суть ты уловил. Я думаю, когда у человека жизнь на мази, ему бог не нужен.
—И почему — можешь объяснить?
—Я попробую, — скромно заявил сын. —В старину, как я знаю, человек жил ближе к дикой природе, оттого был более уязвим, то есть, жил в самых тяжелых и опасных для его жизни условиях, где была и антисанитария, отчего часто болел, рано умирал или погибал в конфликтах с враждебным ему племенем. К тому же, не всегда год выдавался урожайным, отчего жил впроголодь. Была и высокая детская смертность. Да даже сейчас, взять какие-нибудь африканские страны… Эфиопию или Сомали, или взять ту же Индию, где более миллиарда людей живет на бакс в день, или Палестину, где постоянно конфликт с Израилем, Афганистан с его племенами, которые в любой момент могут вступить в конфронтацию между собой… Условия жизни в этих странах не ахти какие. Так люди там, как правило, не могут не уповать на высшие силы, в частности, на бога, да и отсутствие хорошего образования или безграмотность способствуют этому. Оттого человек постоянно молится, бывает, что и пять раз в день: просит у бога защиты, помощи в том же роде. Это порождает религиозность и мракобесие, а от нее до фанатизма — один шаг. Но это уже другая тема. И возникает вопрос: где больше атеистов: в бедных странах или в богатых?
—Неплохая постановка вопроса, сынок, — одобрительно отозвался отец. —В самом деле, на Западе другие проблемы — не такие, как скажем, на африканском континенте или в странах Азии и Ближнего Востока. Действительно, эти регионы служат источником религиозного фанатизма. И каким бы ни был ислам, он прямо или косвенно этому способствует. Как ни крути, а любой мусульманин стремится обратить в свою веру гяура. Есть в исламе что-то навязчивое. Ну, а страны Запада, включая и Россию, на религиозных конфликтах греют руки и усиливают контроль над своим населением: мол, вы получите безопасность в обмен тотального над вами контроля.
—Как так?
—Это — другая тема, сынок. Сейчас не стоит ее развивать. Но мы обязательно об этом поговорим… когда ты достаточно созреешь. А пока что могу сказать, что на Западе, атеистов, разумеется, больше. И это связано с тем, что там жизнь более-менее комфортная и у людей там неплохое образование. Если европеец и ходит в костел или в церковь, то ради проформы или просто общения с другими такими же ради, при этом, не уповая лишь на бога. Для него бог — это друг, приятель, объединитель, самоидентификация, в конце концов, дресс-код — называй, как хочешь, а не что-то абстрактное или отвлеченное. Тамошние прихожане, будучи людьми прагматичными, — это я, кстати, заметил в Штатах, — используют церковь как социальный лифт. К приему, человек потерял работу, в церкви ему помогут найти новую; нужно устроить ребенка в детсад или в хорошую школу, опять местная церковь поможет, вернее, ее прихожане. В общем, рука руку моет. Кончено же, Европа, Америка — это не Россия, где РПЦ подобную функцию не выполняет. И, как следствие, веру в бога в народе РПЦ не поддерживает. Все-таки, от слов надо переходить к делу.
Если говорить об исламских странах или странах, где население в основном исповедует ислам, то там у людей есть хоть отдушина через веру в Аллаха, а у русских в основном и этой отдушины нет. Ну, у нас ведь и народ другой — разуверившийся по большому счету: в коммунизм не верит, в бога тоже. Нет у русских веры и это стало бедой для них. Получается, что в России жизнь почти 80% населения стала ничем не лучше жизни людей из третьих стран, а возможно, и хуже. Русские разобщены, а управляют ими те, кто все больше и больше способствуют этому разобщению. Да и законы принимают соответствующие, чтобы все больше разобщать людей. А это и есть отчуждение. Вот, почему народ ропщет, растут недовольства, вспоминают, как при Сталине было хорошо. Думают: «Пусть будут репрессии, но жили-то лучше, чем сейчас. Была идея — строили светлое будущее. А что сейчас: уровень цен на продукты и услуги опережают уровень зарплат, не погашаемые или едва погашаемые кредиты, ипотека с огромными процентами, порою оплата за ЖКХ больше, чем сама зарплата». Но я согласен, когда человек не испытывает ни голода, ни холода, ни нужды, ни страха перед силами природы, перед произволом своих правителей и поработителей, в конце концов, перед днем завтрашним, он склонен к атеизму… Так что, кому-то в масть быть атеистами! А комфортная жизнь как раз и отдаляет человека от бога… Думаю… нет, уверен, бог, а вместе с ним и религия, нужны там, где не все гладко. Религия, к сожалению, становится единственной отдушиной для человека…
—Но мы-то знаем, — с улыбкой произнес Володя, — что без научного прогресса никакой бог тебя не спасет, например, от той же самой пандемии вируса. Это я, па, насмотрелся апокалиптических фильмов, где люди мрут как мухи от пандемии вируса… Хорошо, хоть с хорошим концом! Ну, в смысле, какая-то часть населения все-таки спасается, выживает, ученые находят противовирусную сыворотку, излечиваются, очищаются… В общем, все плохое в людях умирает, все хорошее в людях остается. Я бы сказал «перезагрузка плохо функционирующей системы».
—Молодчик ты, однако, Володя! — воскликнул отец, по-отечески похлопав сына по плечу. —Я вот уже без малого сорок семь лет топчу землю, а такие вот мысли, как у тебя, мне пришли в голову лишь после сорока. —Есть в твоих словах правда: бог нужен обездоленным, одиноким, а не сытым и довольным. Вот, почему истинно верующим может стать либо аскет, либо страждущий, либо болезный. Ох и трудно же поверить в бога, когда у тебя все на мази, есть у тебя все, что душе твоей угодно. Хотя, нынче кому на Руси жить хорошо?
—Как кому?! — с притворным удивлением воскликнул Володя. —Ясное дело: попам, единороссам и олигархам…
—И «звездам», забыл сказать! — иронично добавил отец. Оба от души рассмеялись.
—Ведь, еще, кажется, Ницше, в конце девятнадцатого века заявил: «Бог умер!»
—Да, Володя, была такая философская байда: Ницше выдвинул свой знаменитый тезис «бог умер». Насколько я помню, в нем, фигурировали некие пещеры, в которых будут показывать тень умершего бога и чтобы окончательно стереть из памяти людей даже его имя, человечество должно добить его… Нет, не совсем так! Что-то вроде того, что «человечество должно победить ещё и тень бога!»
—Ничего не понял, па, — улыбнулся Володя.
—Воспринимай сказанное, как фигуру речи. Ну, вообще-то, для Ницше бог не является живой личностью — в этом вся загвоздка, и, следовательно, не может умереть физически, как человек, то есть, в буквальном смысле. Для Ницше смерть бога — это аллегория, впрочем, как и сам бог. Смерть бога, с его точки зрения, и я ее разделяю, есть нравственный кризис общества, во время которого происходит утрата веры в абсолютные моральные законы, такие как человечность, чувство справедливости, разумность, мужество и честь. Ницше же предлагает переоценить ценности и выявить более глубинные пласты человеческой души, чем те, на которых основана религия, в частности, христианство.
—Ты, па, как-то в другую сторону повернул наш диалог.
—Да нет же, я лишь пытаюсь дополнить твою мысль о необходимости веры в бога. И меня радует, что тебя интересуют вопросы религии, философии, этики. Меня также радует, что у тебя есть склонность мыслить, вернее уже о себе давшая знать способность мыслить. Понимаешь, мало кто из людей способен на такой подвиг, как мыслить — по-настоящему мыслить! Ведь, большинство, как это ни странно, уверено, что мыслит, при этом лишь мысль имитируя. Нет, я считаю, что мысль по своей природе должна быть отвлечённой, нести главную идею, причем спорную, не однозначную. Когда мне говорят, что, кроме абстрактной мысли, есть мысль конкретная, то я считаю это ложным утверждением, в смысле, не истина. Да, набор фраз из уст большинства, не привычное к абстрагированию, звучит как некое подобие мысли, но лишь подобие. Понимаешь, есть то, что отличает фразу от просто слова, также, как и то, что отличает мысль от просто фразы. А этим отличием всегда служит задаваемый мыслителем посыл, заключенный в его мысли. Возможно, я не совсем прав, но я так думаю.
—Однако мне трудно понять ход твоей мысли, па, — озадаченно сказал сын.
—А за примером далеко ходить не надо. Вот, твоя мысль звучит приблизительно так: «Там, где все хорошо и благополучно, там не уповают на бога».
—У тебя, отец, формулировка получилась куда лучше, чем все мои разглагольствования. Говорят, краткость — сестра таланта.
—И тем не менее, — улыбнулся отец, — как ты говоришь, твои «разглагольствования» неоднозначны. Это и делает их мыслью. Мысль «Там, где все хорошо и благополучно, там не уповают на бога» можно понять двояко, а именно: первое, «там, где все хорошо и благополучно» — это следствие того, что «там» не уповают на высшие силы, то есть, на бога; и, второе: а если бы там было плохо, то ясное дело — там как раз и уповали бы на бога, а не на свои силы.
—Здоров, па! — рассмеялся сын.
—Здорово то, что твои «разглагольствования» наводят меня на мысль Маркса о религии. Вот, например, если бы ты сказал: «Религия есть опиум народа», то эта фраза, где имеет место сравнение религиозного института с наркотиком, еще не может претендовать на мысль, ибо самого посыла в высказывании как бы и нет, нет и завершения мысли, а значит, мыслью вообще и не пахнет. С таким же успехом можно сказать: «Опиум — это наркотическое вещество». Здесь тоже нет мысли, но есть лишь констатация факта, требующая также дать определение, что такое наркотическое вещество, чтобы получилась хоть какая-то завершенная мысль в виде дефиниции. Так вот, если сказать, как это сделал сам Маркс, цитата: «Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобна тому, как она — дух бездушных народов. Религия есть опиум народа», то получится очень оригинальная мысль, отличная еще и своей образностью, из которой мы можем вывести главную идею автора.
—Мне бы у тебя поучиться так рассуждать, па, — заявил юноша.
—Спасибо, сына. А какую главную идею или посыл можно извлечь из высказывания классика о религии?
—Ну и задачку ты мне задаешь, па, — улыбнулся сын.
—А все же?
—Трудно, вот так, с ходу, тем более, я и не запомнил.
—А давай-ка, для начала, я тебе старую кремлёвскую байку расскажу об «опиуме для народа». Рассказать?
—Конечно, па. Я с интересом послушаю тебя.
—Типа, было это еще во времена Никиты Сергеевича Хрущева, советского Генсека, — отец посмотрел на вопросительный взгляд сына. —Ну, это типа нашего президента. Должность была такая. Страной руководил. Так вот, как-то Никита Сергеевич встретил в Кремле Патриарха Алексия. В беседе с ним заявил: «Мы марксисты разделяем мысль Маркса о том, что религия — это опиум для народа». Патриарх, сам понимаешь, человек умудренный, на вид благообразный, глянул в потолок кабинета, потом перевел взгляд на пол, и ответствовал так, словно читал псалом: «Хотя мы и не марксисты, но тоже разделяем мысль Маркса о том, что религия — это сердце нашего бессердечного мира», на что Хрущев, сконфузившись, спросил Патриарха: «Где об этом говорит Маркс?» — «Да там же, где он сравнивает религию с опиумом», — закончил визави Хрущева. Такой ответ смутил Генсека. После ухода Патриарха Никита Сергеевич в ярости топал ногами по паркету, накричал на своих референтов, не подготовивших его должным образом к встрече. Вот, такая ходила байка в те времена.
—Поучительная байка, скажу тебе я, па. Получается, что высказывание Маркса о религии не столь однозначно, как понимал Генсек Хрущев.
—В том-то и загвоздка, что неоднозначно. А вот, как звучит цитата полностью: «Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобна тому, как она — дух бездушных народов. Религия есть опиум народа».
—Звучит как ругательство, — иронично заметил Володя.
—Не совсем так, сынок.
—Окей, мысль Маркса, как мы заметили с тобой, неоднозначна: религия — это и плохо, потому что она — опиум для народа, а опиум, как мы знаем, наркотик, а наркотик — это зависимость, а с другой стороны, религия необходима, ибо она, кроме того, что наркотик, еще и сердце этого бездушного мира. Под «угнетенной тварью» подразумевается человек, кого потрепало это равнодушное к его боли и страданиям общество, где рулит жестокость и несправедливость и в том же духе. Итак, «вздох угнетенной твари» — это глоток воздуха, то есть, религия сравнивается с глотком воздуха, в котором так нуждается человек, чтобы уж совсем не задохнуться в спертой атмосфере этого бессердечного мира, то есть, мира равнодушия и жестокости.
—Молодец, Вован! Гляжу я на тебя и не нарадуюсь! Я — самый счастливый отец! — радостно пробасил Сергей гордившийся сыном. Ор по-отечески похлопав сына по плечу, при этом еще и ласково посмотрев на сына. Оба переглянулись. У сына по лицу пробежала легкая, едва заметная улыбка. Ему стало как-то неловко за то, что отец так откровенно его похвалил. Но он радовался за отца — он видел его счастливым.
Володю удручало, когда по лицу отца пробегала даже едва уловимая тень грусти. Между отцом и сыном была сильная эмпатия, что бывает большой редкостью. Она скорее возможна между сыном и матерью, которых соединяет фантом некогда связывавшей их обоих пуповиной. Недаром, отцы порою жестоки с сыновьями, но, как они бывают ласковы с дочерями, точно также, как для матерей всегда ближе сыновья, нежели их дочери. Возможно, такова природа человека?.. Или родителя?
—Вот, что тебе скажу, сына — продолжал отец, — когда ты стал рассуждать о боге, о религии, мне вспомнились мысли классиков. Твои мысли тесно переплетаются с их мыслями. Теперь, понимаешь, почему у меня, у твоего отца, есть все основания гордится тобой, шестнадцатилетним молодым человеком? — Володя, улыбнувшись, слегка кивнул головой.
—А я вот, религию, — продолжал отец, — могу сравнить с костылем. Представь себе, что у твоего кузена, Петра, сломана нога, тогда как ему, как ни крути, а перемещаться в пространстве, ох, как пристало! Так, в чем он нуждается? Правильно, в костыле! А почему? Правильно, потому что у него сломана нога. Без костыля со сломанной ногой далеко не уйдешь. Так и с религией. Пока у людей будут «сломаны» души — аналогия со сломанной ногой, им и нужна религия — аналогия с костылем. Ну и, как еще сказал Маркс, «религия есть опиум народа». Так вот, пока человек страдает от адских болей в своем организме, ему и нужен опиум, как болеутоляющее средство. Так, какой посыл несет в себе мысль Маркса: религия — плохо или хорошо? Читаю в твоей голове мысль: «Пока общество болеет, религия — хорошо, но, когда оно здорово — как собаке пятая нога».
—Ну, ты, батяня, даешь, ты, точно, Август Дюпен, читающий мысли людей! Ты, па, телепат!
Отец и сын шагали дальше по лесной тропинке, смеялись, а их задорный смех как раз совпал с пробивавшимися из-за кучевых облаков лучами дневного солнца. Свежий лесной воздух бодрил, влагал в каждый член освежающую силу, стимулировал жить и радоваться жизни дальше.