Не было никаких отдельных комнат. Все находились в одной, просторной и шумной. Слева, вдоль кирпичной стены, расположились клетки для кошек, а справа наоборот, для собак. Мимо клеток то и дело сновали сотрудники приюта. Кто-то нес в руках пакет с кормом, кто-то чистые тряпки, а кто-то тащил ведерко с водой, чтобы подлить живительной влаги в поилки.

Посетителей тоже было предостаточно. Тихая и скромная семья, состоящая из худенькой мамы, худенького папы и худенького ребенка, тихо и скромно переходили от одной клетки к другой и подолгу рассматривали их обитателей. Молодая парочка, шепчущаяся о чем-то у клеток с кошками. Молчаливый старичок с тростью, неспешно прогуливающийся вдоль клеток с собаками. И я, только переступивший порог приюта и обалдевший от запахов, шума и количества животных.

В первой клетке сидит Бонька — крохотная дворняжка с безумным хвостом. Она отчаянно треплет резиновую утку и не обращает на посетителей никакого внимания. Чуть поодаль от нее расположилась клетка Данте — сурового, черного, как вороново крыло, пса с глазами, повидавшими жизнь. Рядом с клеткой сидит на корточках улыбающаяся девушка в ярком пуховике и о чем-то негромко разговаривает с псом, словно пытается подружиться. А слева расположилась настоящая выставка кошек. Всех пород, цветов и размеров.
Спит на розовой подушке Соня — гибкая, белая кошка. Изредка она приоткрывает желтый глаз и внимательно смотрит на подошедшего к ее клетке. Рядом с ней повис на прутьях Кузьма — похожий на домовенка из мультика черно-рыжий котенок с большой головой. Он слабо попискивает, плюхается на спину, поднимается и вальяжно топает в угол своей клетки, где стоят мисочки с водой и кормом. Но увидев, что я подошел к клетке, Кузьма сразу меняет направление и бежит ко мне.

— Ты забавный, — ворчу я, просовывая палец сквозь прутья и почесывая Кузьму за ушком. Большеголовый недотепа, зажмурив глаза, мурчит от удовольствия и осторожно, словно играясь, покусывает мой палец.
— Мам, смотри. Какой смешной, — тихо и с надеждой произнес худенький мальчик, подбегая к клетке с Кузьмой. Его родители, подойдя ближе, синхронно переглянулись и так же синхронно покачали головами.
— Он очень маленький, Егор, — прошелестела его мама. Егор, хмыкнув что-то неразборчивое, в итоге кивнул и, бросив на Кузьму жалобный взгляд, отправился дальше. Я же понял, что его родители хотели бы собаку, поэтому всячески старались оттащить сына от клеток с кошками. Ну, а Кузьме было без разницы, кто его чешет. Большеголовый громко мурчал и терся об мой палец то левым боком, то правым, то принимался чесать зубы, вызывая очередную улыбку.
— А может этого? — повернувшись, я заметил, что худенький Его замер у клетки в самом конце, в темном углу приюта. — Он большой и красивый.
— Ой, нет! — сразу же покачала головой его худенькая мама. — Пошли лучше собак посмотрим. А этот… старый очень.
— Старый, маленький… — проворчал Егор и, вздохнув, поплелся за родителями к клеткам с собаками. Впрочем, его ворчание очень быстро сменилось на смех, когда он добрался до любимца всего приюта. Похожего на крохотного медвежонка Масика. Тот забавно ковылял внутри своей клетки, облизывал все пальцы, которыми люди хотели его почесать. Даже молчаливый старичок с улыбкой взирал на пушистого увальня, который трепал в уголке мягкую игрушку. Но мне вдруг стало интересно, кто же сидит в самом дальнем и темном углу. Кто так испугал худенькую маму Егора. Поэтому я оставил Кузьму в покое и направился в угол, а подойдя ближе к последней клетке, тяжело вздохнул.

Внутри, на сером одеяльце, лежал старый кот. Обычный кот, которых пруд пруди в любом дворе. Благородный дворянин, чей век подходит к концу. Кот не скакал по клетке, не мяукал и не привлекал внимание. Он просто лежал на одеяльце, смотрел в пустоту затянутыми серой пленкой глазами и еле слышно мурлыкал. Правда, когда я подошел к клетке, он замолчал, потянул носом и почти по-человечески вздохнул. Затем, положив голову на худые лапы, прикрыл глаза.

— Это Арамис. Наш старичок, — я вздрогнул, услышав за спиной веселый мужской голос, и, повернувшись, увидел его обладателя. Одного из работников приюта, веснушчатого парня, на бейджике которого стояло имя «Борис».
— А что с ним? — тихо поинтересовался я, словно стараясь не нарушать покой старого кота.
— Ничего. Просто старичок, — отозвался паренек, открывая клетку и досыпая в миску кота корм. Арамис, снова потянув носом, медленно поднялся с одеяльца и шатающейся походкой направился к миске с кормом, пару раз врезавшись мордой в прутья клетки по пути. Паренек, виновато шмыгнув носом, тут же добавил. — Слепой. Совсем ничего не видит. Старичок наш.
— Как же он на улице-то выживал? — удивился я, повернувшись к пареньку.
— А он не уличный, — хохотнул тот и, снова шмыгнув носом, словно извинился за свое веселье. — Хозяева его сдали сюда, устав за ним ухаживать. Им некогда, а Арамис внимания требует. Мы его подлечили, да кому старый кот нужен. Даже Наташка, наш директор, только увидев его, сразу сказала: «Этого никто не возьмет».
— Ну, да, — согласился я. — Берут молодых и спокойных.
— Если не считать Дашку, — кивнул паренек в сторону клетки с черным псом и сидящей рядом с ним девушкой. — Данте у нас своенравный, вот она и пытается с ним подружиться.
— Получается?
— Понемногу. Преданные людьми редко на контакт идут, а Данте как раз такой. Как и Арамис, — вздохнул паренек. — Когда Арамиса принесли, он неделю ничего не ел. Сидел и ждал, что его заберут. Как кто-то в приют входит, он сразу воздух нюхает и хвостом машет. А потом, поняв, что это не за ним, снова укладывается и грустит.
— Вы поэтому его в угол спрятали? Чтобы не нервировать лишний раз? — уточнил я. Паренек кивнул и поджал губы.
— Ага. Жалко его. Каждый раз он с такой надеждой вскидывается, а потом обессиленно падает и спит почти до вечера. Скорее всего, тут его жизнь и закончится. Кому нужен старый кот, который и слепой к тому же? А вам кто приглянулся? Может, подсказать? — вскинулся паренек. — Я видел, что вы у клетки с Кузьмой стояли.
— Да, забавный такой. Чертенок, — улыбнулся я, вспомнив большеголового Кузьму.
— Он у нас недавно. Дети на улице нашли и к нам принесли. Наверное, где-то кошка разродилась, а он отбился. Хорошо, что собаки его первыми не нашли. Но Кузька маленький, многие предпочитают забирать животных повзрослее. Вы не подумайте, мы его привили, от блох избавили. Наташа его даже к лотку приучила. Гадить не будет, — паренек улыбнулся и заглянул мне в лицо. — Ну, что? Берете Кузьку домой?
— А знаете… да, беру, — кивнул я и, посмотрев на спящего Арамиса, тихо добавил. — А его можно забрать вместе с Кузьмой?
— Серьезно? — удивился паренек. Он на миг задумался, а потом покачал головой. — Вообще, у нас можно только одно животное в одни руки. Вы постойте пока, а я у директора уточню.
— Хорошо, — кивнул я и, проводив улыбчивого сотрудника, повернулся к Арамису, который словно понял мои слова. — Привет, дружок. Пойдешь ко мне? Я, конечно, не твои хозяева, но одно обещать могу точно. Корм, воду и большеголового егозу, который тебя за хвост трепать будет…

Я не договорил, потому что Арамис вдруг поднялся, потянул носом воздух и подошел к дверце клетки, которую Борис забыл закрыть, умчавшись спрашивать разрешение у директора. Я протянул ему руку и кот осторожно её понюхал, а затем потерся щекой о мои пальцы и слабо замурчал.
— Видимо, ответ — да? — улыбнулся я и ласково почесал кота за ушком.
— Наташа сказала, что можно, — сообщил мне подбежавший паренек и, увидев, как я почесываю старого кота, тоже не сдержал улыбки. — Смотрю, вы нашли общий язык.
— А чего его не найти? — пожал я плечами. — Два старых холостяка, большая квартира и мелкий егоза до кучи.
— Слушайте, а если не секрет. Зачем он вам? Вы же понимаете, что Арамис недолго проживет, — тихо спросил паренек. Я вздохнул и посмотрел на кота, который, казалось, тоже ждал моего ответа.
— Потому что уходить на радугу надо там, где тебя любят. А не в холодном приюте, где каждый посетитель раз за разом разбивает тебе сердце, — ответил я. Тихий звук маленького моторчика в груди Арамиса словно дал понять, что мой ответ был верным.
— Я оформлю бумаги, — кивнул паренек и умчался в подсобку, оставив меня наедине со старым котом. И все оставшееся время мы просто молчали. Я гладил его за ухом, а Арамис тихо мурлыкал и смотрел мне прямо в душу слепыми, затянутыми серой пленкой глазами.

*****

Вечером, лежа на диване, я смотрел телевизор, а на груди устроился маленький безумный комочек по имени Кузьма. Его шерсть все еще хранила следы пыли, которую неугомонный котенок собрал из тех мест, куда моя холостяцкая рука не проникала. Он сладко посапывал, порой выпускал коготки и принимался жамкать мою грудь.
Сбоку, рядом с моей левой ногой, на сером одеяльце лежал Арамис. Старый кот, свернувшись клубочком, спал, но его лапа лежала на моем бедре, словно он боялся, что я исчезну, как и его хозяева. Стоило мне пошевелиться, как Арамис моментально поднимал голову и начинал принюхиваться. И успокаивался только тогда, когда я ласково гладил его по голове и говорил, что нахожусь рядом.

Если же я вставал и шел на кухню, чтобы поставить чайник, Арамис, периодически врезаясь в углы, следовал за мной, а за ним, как маленький хвостик, семенил Кузьма. Конечно, через какое-то время он «привык» к нашей квартире и безошибочно, никуда не врезаясь, научился проходить на кухню, где стояли его миски с водой и кормом.

Ну, а когда я уходил на работу, Арамис вместе с Кузьмой провожали меня, а вот встречал один только Арамис, причем мне казалось, что старый кот вообще не двигается с места, когда я ухожу. И лишь дождавшись меня, Арамис по привычке нюхал воздух, лизал мою протянутую руку и уходил в зал к своей лежанке с серым одеяльцем. Ночью же оба кота спали со мной. Кузьма на подушке, положив пушистую задницу мне на голову, а Арамис рядом с левой ногой, положив свою худую лапу мне на бедро. Конечно, я знал, что когда-нибудь Арамис уйдет. Только пусть он уйдет там, где его любят, а не в холодном приюте, где каждый хлопок двери раз за разом разбивает старое кошачье сердце.