Ангела особо нерадивого
Бог замыслил перевоспитать
И для исправленья превратил его
В рыжего бездомного кота.
Ангел очутился в стольном городе
На площадке детской в теремке,
Где три мужичка над зельем сгорбились,
Жарко дискутируя в теньке.
Мигом получив от них затрещину,
Пулей полетел из теремка!
Он едва не сбил с коляской женщину —
Та вдогон послала два плевка.
Он едва в бабулечку не врезался,
Что брела в аптеку третий час!
Та вслед полыхнула бранной мерзостью,
Молнии посыпались из глаз!
Спрятавшись в кустарнике разросшемся
Он до темноты там просидел.
Думая про ангельское прошлое,
Нынешний оплакивал удел.
В сумерках, преследуемый голодом,
Вылез и пошёл искать еды,
Рылся на помойке время долгое —
Зря пропали скорбные труды.
Вдосталь похлебав воды из лужицы,
Шарился, пока не сгинул мрак.
Часто оборачивался в ужасе:
Мало ли какой таится враг?!
Утром встретил девочку с косичками,
Школьница дала ему поесть.
Ангел просветлел:' Ведь есть же личности!
Люди средь людей ещё ведь есть! '
После атакованный собаками,
Еле улизнуть успел в подвал!
Слушая, как псы зловеще гавкали,
Молча к справедливости взывал.
Но в подвале ангелу понравилось,
Место идеальное — подвал.
Дальше изучать когда отправился —
Мышь гостеприимную поймал.
Так обрёл убежище надёжное,
Где, к тому же, капала вода.
Было лишь с едой вначале сложненько,
Но с людьми и голод не беда.
Местные коты его не трогали,
Чуяли возвышенный подвох.
Ангел был дитя небесной кротости,
Даже понимать старался блох…
Он ведь даже мышкой не позавтракал —
Горько разрыдавшись, отпустил.
Мышь сама всплакнула от внезапности,
А потом её и след простыл.
И приноровившись, приспособившись,
Ангел научился выживать,
Хоть и натыкался на бессовестных,
Но других готов был целовать.
Хоть его сто раз ругали яростно,
Словно причинял огромный вред,
Многие расщедрились и с радостью
Ужин приносили и обед.
Многие, считая обаятельным,
Просто приласкать кота могли,
Как четверолапого приятеля,
Рыженького ангела земли.
Да, в него порой бросали камушки,
Да, его порой пытались пнуть,
Только и добро с ним было рядышком,
Верил, что в добре людская суть…
Ловкости набравшись и проворности,
Напрочь позабыв былую лень,
Крепко поумнел он в беспризорности,
Больше чем за тыщи прежних лет.
Но однажды в небушко морозное
Вперясь у подвала вечерком
До смерти замучен был подростками,
Скуку разгонявших под хмельком.
Кровью исходя, взмолился искренне:
' Господи, спаси, прости ребят!
Бедных, прозябающих вне Истины!.. '
И потух навек кошачий взгляд…
Тут же, вспышкой пламени объятая,
Дрогнула ночная пелена
И фигуру яркую крылатую
Резко поглотила вышина.