Вальтер Шелленберг — один из источников о «заговоре Тухачевского» в Красной армии, разоблачение которого нанесло серьезный ущерб обороноспособности СССР. В своих мемуарах он подробно описывает подоплеку этих драматических событий. Якобы белогвардейский генерал Скоблин (ставший в эмиграции агентом НКВД, участвовавший в похищении лидера РОВС генерала Миллера — В.Ч.) передал начальнику Главного управление имперской безопасности (РСХА) Гейдриху сведения о том, что маршал Тухачевский состоит в заговоре с германским генштабом с целью свержения Сталина. Мнения в РСХА разделились. Кто-то считал, что информация была сфабрикована и подкинута через Скоблина самим Сталиным, желавшим, чтобы компромат на Тухачевского поступил «извне». Гейдрих счел сведения подлинными. Перед руководством Германии встала дилемма — поддержать заговор или раскрыть его Сталину. Гитлер выбрал второе. Шелленберг также считает, что заговор был. Втайне от офицеров германского генштаба (чтобы они не предупредили Тухачевского) две специальные группы взломали секретные архивы генерального штаба и абвера, изъяли материалы о сотрудничестве немецких и советских военных. А для того, чтобы скрыть следы взломов были устроены пожары.

Сегодня считается, что доказательства вины Тухачевского были сфабрикованы в РСХА. При Хрущеве маршала и его соратников реабилитировали. Шелленберг же, не отрицая, что Гейдрих кое-что сфабриковал, утверждает, что это были лишь второстепенные материалы, изготовленные для пущей убедительности, «чтобы заполнить некоторые пустоты». В целом же компромат на Тухачевского, дескать, был правдив.

Шелленберг называет передачу Сталину «досье Тухачевского» поворотным моментом, сыгравшим роковую роль в судьбе Германии. Да, последовавшие вслед за этим репрессии ослабили Красную армию, но сделанный Гитлером выбор привел его к сближению со Сталиным и подтолкнул к военным действиям против Франции и Англии. Вместо того, чтобы в союзе с ними сокрушить СССР

О «деле Тухачевского»

Вальтер Шелленберг — один из источников о «заговоре Тухачевского» в Красной армии, разоблачение которого нанесло серьезный ущерб обороноспособности СССР. В своих мемуарах он подробно описывает подоплеку этих драматических событий. Якобы белогвардейский генерал Скоблин (ставший в эмиграции агентом НКВД, участвовавший в похищении лидера РОВС генерала Миллера — В.Ч.) передал начальнику Главного управление имперской безопасности (РСХА) Гейдриху сведения о том, что маршал Тухачевский состоит в заговоре с германским генштабом с целью свержения Сталина. Мнения в РСХА разделились. Кто-то считал, что информация была сфабрикована и подкинута через Скоблина самим Сталиным, желавшим, чтобы компромат на Тухачевского поступил «извне». Гейдрих счел сведения подлинными. Перед руководством Германии встала дилемма — поддержать заговор или раскрыть его Сталину. Гитлер выбрал второе. Шелленберг также считает, что заговор был. Втайне от офицеров германского генштаба (чтобы они не предупредили Тухачевского) две специальные группы взломали секретные архивы генерального штаба и абвера, изъяли материалы о сотрудничестве немецких и советских военных. А для того, чтобы скрыть следы взломов были устроены пожары.

Сегодня считается, что доказательства вины Тухачевского были сфабрикованы в РСХА. При Хрущеве маршала и его соратников реабилитировали. Шелленберг же, не отрицая, что Гейдрих кое-что сфабриковал, утверждает, что это были лишь второстепенные материалы, изготовленные для пущей убедительности, «чтобы заполнить некоторые пустоты». В целом же компромат на Тухачевского, дескать, был правдив.

Шелленберг называет передачу Сталину «досье Тухачевского» поворотным моментом, сыгравшим роковую роль в судьбе Германии. Да, последовавшие вслед за этим репрессии ослабили Красную армию, но сделанный Гитлером выбор привел его к сближению со Сталиным и подтолкнул к военным действиям против Франции и Англии. Вместо того, чтобы в союзе с ними сокрушить СССР.

Об «Евразийском союзе»

Шелленберг пишет, что изначально Гитлер планировал создать с помощью Англии «Евроафриканское пространство», которое можно было противопоставить Востоку. Но, убедившись в невозможности договориться с англичанами, решил сам создать «Евроазиатское пространство» — завоевать Восток, сделать из него колониальную опору для объединенной Европы, «из которой Англия была бы исключена».

О недооценке русских

Сегодня в России некоторые упрекают советскую верхушку в недооценке немецкой мощи накануне войны. Но оказывается, руководство нацистской Германии мучилось аналогичной проблемой. «Гиммлер хотел точно знать, почему донесения нашей разведки о Советском Союзе оказывались настолько несостоятельными… Следовало признать, что в донесениях делались неправильные выводы не только о политической обстановке в России, но и о состоянии ее военной промышленности».

Ответ был получен, благодаря изучавшему Россию «институту в Ванзее». Оказывается, Советский Союз предпринял масштабную спецоперацию по дезинформации накануне войны: «В 1942 году институт впервые смог доказать недостоверность статистического и научного материла, публикуемого Советским Союзом. Эти данные изменяли или, точнее сказать, подгоняли так, чтобы другим странам было невозможно определить истинное положение СССР в любой отрасли производства, науки и общественной деятельности». В Советском Союзе, по словам Шелленберга, был создан специальный институт, проверявший все намеченные к публикации материалы и вносил туда дезинформационные сведения, включая демографические данные, карты территории СССР и даже химические формулы. А достоверная информация рассылалась только узким специалистам, которым она нужна была для работы.

Истинные масштабы успехов, достигнутых русскими в разных областях науки, вскрылись также, благодаря пленным — специалистам в области энергетики, химии, металлургии. В Германии их отделяли от основной массы военнопленных и старались использовать по назначению, на благо немецкой оборонной промышленности.

О «дьявольском плане Сталина»

Шелленберг много и доверительно общался с пленными советскими офицерами. Они открыли ему хитроумный дьявольский план: «Сталин готов принести в жертву даже двадцать или тридцать миллионов людей, лишь бы заставить противника глубже втянуться в пределы страны. Когда же наступательный порыв немцев в связи с этим постепенно выдохнется, то последние решающие битвы развернутся на избранных русскими рубежах, в обстановке суровой зимы». Согласно этому плану одно лишь обеспечение коммуникаций отвлечет значительную часть материальных ресурсов немцев, не говоря уже о том, что они будут уязвимы для действий партизан. «И вот тут-то на немцев, упоенных успехами, ослабленных борьбой со стихией и контрмерами русских, внезапно обрушится новое, хорошо организованное наступление».

Об этих откровениях русских офицеров Шелленберг доложил Гейдриху. Тот, обсудив услышанное с Гиммлером, попросил Шелленберга подготовить доклад для Гитлера. Последний, ознакомившись с докладом, вынес свой вердикт: «Чепуха!»

О жестокости партизан

По мнению Шелленберга, немецкие зверства привели Германию к поражению в войне
Шелленберг видел одну из причин поражения Германии в немецкой жестокости. «Приказ о комиссарах», требовавший расстреливать всех комиссаров без исключения, пропаганда о «недочеловеческом» в характере российских народов, массовые расстрелы, осуществляемые зондеркомандами, вызвали в русских «неукротимый дух сопротивления». По поступавшим к Шелленбергу донесениям, Сталин этим зверствам только обрадовался. И запустил свой маховик зверств — партизанскую войну. «Русские воспользовались жестокостью, c которой немцы вели войну, в качестве идеологической основы действий партизан», — считал Шелленберг. И это была война не только против захватчиков, но и против своего населения. Против ненадежных его элементов, которых партизаны наказывали под видом немцев. «В одном из донесений говорилось, что основной задачей партизанской борьбы была беспощадность сама по себе и что считались оправданными любые меры, которые могли бы заставить население поддерживать эту борьбу. Совершавшиеся жестокости следовало приписывать немецким захватчикам, чтобы тем самым заставить колеблющееся население включиться в активное сопротивление».

Шелленберг утверждал, что советских агенты провоцировали немецкие оккупационные власти на принятие суровых мер против определенных слоев населения — евреев, кулаков. Хотя в это и трудно поверить. Ведь в деревнях после репрессий 2030-х годов никаких кулаков уже не должно было остаться, а на расправу с евреями немцев не надо было «провоцировать» — они их сами планомерно уничтожали.

О заброске агентов в советский тыл

Партизанская война стала одним из главных вызовов для немецких войск на Востоке. Она повлекла серьезные нарушения коммуникаций и сковывала силы. В качестве ответной меры была задумана операция «Цепеллин» — массовая заброска на парашютах в советском тылу немецких агентов из завербованных военнопленных, которые должны были проникать в партизанские отряды. Эти агенты проходили предварительную проверку и подготовку. Они «находились на одинаковом положении с немецкими солдатами и носили форму вермахта, получали прекрасное питание и были хорошо расквартированы. Для них организовывались демонстрации пропагандистских фильмов и поездки по Германии».

Агентов сбрасывали в том числе и в глубоком тылу. Для ведения разведки, установления контакта с «немецкими эмигрантскими кругами в СССР». «Большинство агентов были сброшены там, где они могли укрыться у своих друзей. Некоторых агентов снабдили велосипедами, в педальный механизм которых были вмонтированы батареи и радиопередатчики, что позволяло при езде обеспечить незаметную и бесперебойную передачу сообщений».

«На огромных просторах России наши агенты могли передвигаться беспрепятственно, причем иногда их не тревожили по несколько месяцев». Одному из них, по словам Шелленберга, даже удалось добраться воинским эшелоном до Владивостока. При этом немцы отдавали себе отчет в неизбежности высоких потерь. И в конце концов большинство сброшенных парашютистов все-таки были захвачены НКВД, «который, в случае необходимости, мог привлечь целую дивизию или партизанский отряд для поимки наших агентов».

Об атаках камикадзе на советские заводы

Для немцев стала неожиданностью эвакуация советских предприятий вглубь страны. К лету 1942 года, несмотря на внушительные успехи на восточном фронте, самые дальновидные из них, включая Шелленберга, стали понимать, что экономическое превосходство может решить исход войны. «Качество и, главное, количество русских танков было поразительным», — вспоминал Шелленберг. В связи с этим обсуждалась возможность бомбардировок советских заводов в глубоком тылу самолетами-снарядами «Фау-1», управляемыми пилотами-смертниками. «Фау» планировалось доставлять в нужные районы на борту тяжелых бомбардировщиков, а непосредственно на цель их наводили бы камикадзе. «Уже было подготовлено много таких смертников, — сообщает Шелленберг, — Таким ударам предполагалось подвергнуть крупные индустриальные комбинаты в районах Куйбышева, Челябинска, Магнитогорска и в Донецком бассейне». Основными объектами должны были стать электростанции и доменные печи. Однако планы так и остались на бумаге из-за неготовности люфтваффе.

О нападениях на советские трудовые лагеря

Для нанесения противнику экономического урона планировалась также «выброска батальонов специально обученных русских под командованием прибалтийских немцев-эсесовцев вблизи крупнейших и наиболее удаленных русских трудовых лагерей». В некоторых лагерях находилось до 20 тысяч заключенных. Диверсанты должны были разгромить охрану лагерей, освободить заключенных и помочь им добраться до обжитых районов. Цель — потеря советской промышленностью рабочей силы. «Готовясь к проведению одной из таких операций, мы даже сумели установить связь с заключенными», — сообщает Шелленберг. Но операция не осуществилась опять-таки по вине ВВС. И хоть его ведомству была выделена авиаэскадрилья, из-за нехватки в ней самолетов и горючего от многих планов пришлось отказаться.

О восстании диверсантов

У немцев не хватало самолетов на заброску агентуры в СССР. С этим постоянно возникали задержки. «Ничто так не нервирует агента и не подрывает его моральное состояние, как слишком продолжительное ожидание», — пишет Шелленберг. Для того, чтобы диверсантов чем-то занять, из них сформировали боевую часть «Дружина». Она должна была обеспечивать безопасность в немецком тылу и при необходимости вести бои с партизанами. Командиром назначили полковника Родионова по кличке «Гиль». Это стало роковой ошибкой.

«Когда „Дружина“ конвоировала длинную колонну пленных партизан, полковник Родионов приказал своим людям атаковать отряд СС, сопровождавший конвой. Немцы были застигнуты врасплох, русские перебили их всех до одного самым зверским образом… Родионов, установивший связь с центральным штабом партизанского движения в Москве,. после этого избиения вылетел с секретного партизанского аэродрома в Москву. Там он был принят лично Сталиным…»

О недоверии к генералу Власову

Возможно, из-за подобных инцидентов Гитлер и Гиммлер долго отказывались задействовать на фронте «Русскую освободительную армию» генерала Власова, согласившись на это только в самом конце войны. Считалось, что он недостаточно надежен и может открыть важный участок немецкого фронта для Красной армии. Опасались также организованного восстания в Германии, где находились миллионы советских людей, занятых на разных работах. «Это была излюбленная тема Мюллера», — пишет Шелленберг.

О немецком суперразведчике-еврее

Шелленберг пишет о чрезвычайно важном разведисточнике, ценность которого, впрочем, не была понята германской верхушкой. Это «был немецкий еврей, использовавший совершенно необычные методы работы… Его сеть охватывала несколько стран и имела разветвленную агентуру во всех слоях общества. Он ухитрялся получать наиболее точную информацию от источников, работавших в высших эшелонах русской армии… Этот человек работал действительно мастерски. Он мог сообщать и о крупных стратегических планах, и о передвижениях войск, иногда даже отдельных дивизий. Его донесения поступали обычно за две-три недели до предсказываемых событий, так что наши руководители имели время подготовить соответствующие контрмеры, точнее могли бы это сделать, если бы Гитлер обращал более серьезное внимание на подобные донесения».

Но Шелленбергу приходилось отчаянно бороться, чтобы защитить такого ценного сотрудника. Донесениям разведчика не верили из-за его национальности. «За спиной Кальтенбруннера и Мюллера скрывалась клика, желавшая устранить «еврея».

О предательстве Мюллера

По версии Шелленберга, Мюллер перешел на советскую сторону и умер в СССР
Шелленберг упоминает о двух немцах высокого ранга, питавших симпатии к России — Мартине Бормане (начальнике партийной канцелярии НСДАП) и Генрихе Мюллере (начальнике тайной полиции). Серьезные подозрения насчет последнего возникли в 1943 году. После одного из совещаний уже почти ночью Мюллер, успевший к тому моменту крепко выпить, захотел поговорить с Шелленбергом. В этом разговоре он сказал, что Германию погубит не недостаточный военный потенциал, а духовные ценности немецкой элиты, которая в глубине души не верит в национал-социализм. Что окружение Гитлера постоянно грызется друг с другом, а сам фюрер использует и культивирует эту грызню, чтобы властвовать. Именно в такой организации власти, по мнению Мюллера, заключался главный недостаток Гитлера. При этом он хорошо отзывался о Сталине: «Подумайте только, что пришлось перенести его системе в течение последних двух лет, а каким авторитетом он пользуется в глазах народа…» Мюллер считал, что Сталин стоит невообразимо выше всех лидеров западных держав, и именно с ним Германии следовало был заключить соглашение, причем в кратчайший срок. «Это был бы удар для зараженного проклятым лицемерием Запада, от которого он никогда не смог бы оправиться, — полагал Мюллер. — Говоря с русскими, всегда ясно как обстоят дела: или они вам снимут голову или начнут вас обнимать. А эта западная свалка мусора все толкует о Боге и других возвышенных материях, но может заморить голодом целый народ, если придет к выводам, что это соответствует ее интересам».

После этого разговора Шелленберг сделал вывод, что Мюллер больше не верил в победу Германии и стал «идеологическим перевертышем». Что было очень опасно, так как «Мюллер был живой картотекой. Ему были известны самые интимные эпизоды жизни лидеров рейха». Шелленберг пишет, что между ними шла своеобразная дуэль в темноте. И напрямую обвиняет Мюллера в предательстве: «Враждебность его особенно усилилась с конца 1943 года, когда он установил контакт с русской секретной службой… В 1945 году он присоединился к коммунистам, а в 1950 году один немецкий офицер, возвратившийся из русского плена, рассказал мне, что в 1948 году видел Мюллера в Москве. Вскоре после той встречи Мюллер умер.»

О покушениях на Сталина

Шелленберг пишет о двух планируемых покушениях. Одно замышлял министр иностранных дел Германии Риббентроп, другое — министр внутренних дел Гиммлер. Риббентроп хотел лично убить Сталина еще до войны и обратился к Шелленбергу за помощью. Вот каким запомнился тому этот разговор:

«Риббентроп объяснил мне, что весь режим в России держится на способностях и искусстве одного человека — Сталина…

— В личной беседе с фюрером, — продолжал он, — я сказал, что готов пожертвовать собой ради Германии. Будет организована конференция, в работе которой примет участие Сталин. На этой конференции я должен убить его.

— Один? — спросил я.

Риббентроп резко повернулся ко мне.

— Фюрер сказал, что одному это не сделать. Он просил назвать человека, который сможет помочь мне. — Риббентроп пристально посмотрел на меня и добавил: — Я назвал вас.»

Риббентроп прослышал, что техническая группа Шелленберга изготавливает револьверы в виде ручки, которую надо было пронести на конференцию. Шелленберг счел этот план «результатом нервного и умственного переутомления» Риббентропа и указал на главную сложность — заманить Сталина на какую-либо конференцию.

У Гиммлера родился другой план. «В соответствии с ним наши специалисты изготовили мину размером с кулак, которая имела вид кома грязи. Она должна была быть прикреплена к машине Сталина. Мина имела запал, управляемый с помощью коротковолнового передатчика, и была настолько мощной, что когда при испытании мы взорвали ее, то от нашей машины почти ничего не осталось. Передатчик был не более пачки сигарет и мог подорвать мину на расстоянии до 11 километров. Двое бывших военнослужащих Красной армии, находившиеся до войны в течение долго времени в ссылке в Сибири, взялись выполнить это задание (один из них был знаком с механиком из гаража Сталина). Ночью на большом транспортном самолете они были доставлены к тому месту, где по сообщению наших агентов, находилась ставка Сталина. Они спрыгнули с парашютом, и, насколько мы смогли установить, приземлились в указанном месте. Однако это было последнее, что мы о них слышали, хотя оба имели коротковолновые передатчики. Я не уверен, что они вообще попытались выполнить задание. Более вероятно, что очень скоро после приземления они были схвачены или сами сдались органам НКВД и рассказали о задании.»

О российско-китайском альянсе

Шелленберг вспоминает разговор с Гиммлером, состоявшийся в 1942 году. Когда они стояли у огромного глобуса, Гиммлер взмахнул рукой над Россией, потом, повернув глобус, провел рукой через Китай и спросил: «А что случилось бы, если в один прекрасный день Россия соединилась бы с Китаем?». Результат этого альянса, по мнению Гиммлера, можно было бы описать одной фразой: «Боже, покарай Англию!»

О Гитлере

Шелленберг пишет о том, что Гитлер не верил в существование бога. «Он верил только в кровную связь между поколениями, сменявшими друг друга, и в какое-то туманное понятие о судьбе или провидении. Не верил он и в загробную жизнь. В связи с этим он часто цитировал отрывок из «Эдды»., являвшейся для него выражением глубочайшей нордической мудрости: «Все проходит, ничего не остается, кроме смерти и славы о подвигах».

В конечном итоге вера Гитлера в свою «миссию» по мнению Шелленберга превратилась в манию…

В курсе всех диагнозов фюрера был Гейдрих. Шелленберг тоже смог их увидеть, когда после гибели Гейдриха диагнозы передали в канцелярию Гиммлера. «Они показывали, что Гитлер был настолько увлечен сидевшими внутри него демоническими силами, что и думать забыл о естественных отношениях с женщиной… Во время своих речей он впадал или, вернее, вгонял себя в такое вакханальное бешенство, что достигал полного эмоционального удовлетворения».

Однажды Гиммлер взял Шелленберга с собой на доклад к Гитлеру. Облик фюрера его шокировал: «В течение долгого времени мне не приходилось видеть Гитлера, и я был просто поражен его видом. Взгляд его, который раньше был таким строгим и властным, теперь стал апатичным и усталым. Левая рука так сильно тряслась. что он был вынужден иногда поддерживать ее правой. Спина согнулась так, что он выглядел горбатым. Ступал он тяжело и неуклюже».

Шелленберг замечает, что с конца 1943 года у Гитлера обнаружились симптомы болезни Паркинсона. «Доктор де Кринис, а также два личных врача Гитлера, доктор Брандт и доктор Штумпфеггер, сделали заключение, что наступило хроническое перерождение нервной системы».