Человек вышел из машины, бесшумно прикрыл за собой дверь и не оглядываясь пошёл в сторону метро. Только сейчас он почувствовал мокрую рубашку на спине, стекающий по лицу пот и обрадовался каплям неспешного питерского дождя. Отработано — забыто. Всё. Аллес. Не было и нет. Взгляд заскользил по потемневшему от влаги асфальту, по безликой массе людей, идущих по свои делам, пока не споткнулся о маленький силуэт в углублении здания между двумя входами в метро.
Подойдя ближе человек увидел пожилую женщину в вязаном сером берете и старомодном опрятном пальтишке. Она сидела на низком деревянном ящике и читала книгу в памятной человеку ещё со школьных лет клеёнчатой обложке. От дождя её прикрывал гранитный бортик перехода, время от времени она поправляла очки и неторопливо, не глядя по сторонам и не отвлекаясь от книг, переворачивала страницу, прилежно расправляя закладку. Перед ней, на таком же низеньком ящике, покрытом газетой, лежали три головки чеснока, а рядом с ней стояла сумка на колёсиках, в которой стоял ящик, накрытый сверху видавшим виды пуховым платком. На ручке сумки было закреплено несколько журналов с кроссвордами. Что-то во всей этой композиции было очень неправильно, возможно, именно это и подтолкнуло человека подойти и спросить: «Доброго времени. Чеснок сколько стоит?» Пожилая дама вздрогнула от неожиданности, поднялась, отложила книгу, сняла очки, зачем-то пригладила на себе пальто и поправила берет, и подняв глаза на человека проговорила:
«Извините. Вы про чеснок?» Она внимательно смотрела на человека, потом отвела глаза. «Десять рублей… а есть ещё журналы, на 2 рубля дороже, чем в киоске, простите. Или можно как у них…»
«Дааа, из Вас продавец, как из меня балерина…» «Да не могу я… Не умею, не спекулянтка я…»
Человек почему-то представил себе её за учительским столом, в тихом классе, среди нескольких десятков детей, внимательно решающих задачку… «Я в Пятёрочке его купила. Подруга посоветовала, говорит, что попусту бродить весь день по городу, купи журналы или вот да, чеснок и продавай сиди».
«А зачем вам целый день бродить?» Человек примолк, подбирая слова. Дама не была похожа на бездомную или на алкоголичку. «Вы потеряли квартиру?» Дама пожала плечами: «Да можно сказать и так… Там мой внук живёт с женой — дело молодое. Зачем я им там — квартира однокомнатная, а у меня собака и кошка.» Человек спросил: «Так они что, не пускают вас домой?» «Да я сама ушла. Не стала дожидаться плохого. Как внук Жужу — это собака моя — на прогулку повёл, пришёл без неё, а мне сказал, что сбежала — а куда бы она сбежала и как… ей 12 лет было. Ходила она медленно и тяжело. Я вот сразу с Люсенькой и ушла. От греха. Надо раньше было, Жужа хорошая была, пожила бы ещё… Да всё думала — опомнится Петечка… А он когда пьяный — такой злой становится. Люсю он вообще в окошко грозился выкинуть, а этаж-то шестой, да и мне сказал: „Ляжешь вот однажды спать да и не проснёшься. Задолбала уже жить тут… „Да мы ничего с Люсенькой, продержимся. Мы в блокаду с сестрой корни из-под снега выгрызали — и выжили, не пропаду и сейчас. До пенсии уже недолго, 10 дней. Паспорт я успела спрятать и унести. Да вы не думайте, у меня деньги есть“, — извиняющимся тоном проговорила дама…
Человек полез в карман рюкзака и протянул даме визитку — Вот, вот телефон Ночлежки, и адрес там есть. Там помогают людям, попавшим в такое как у Вас положение“. Дама удивлённого посмотрела на Человека. „Да что Вы. Как я пойду на своего внука жаловаться?! Он же кровиночка моего сына… Он у меня хороший был, военный человек, честный, и жена у него была хорошая, добрая женщина. А этот — ну, так молодой ещё, глупый. Зачем же я ему жизнь ломать буду… Что Вы, как можно…“ Человек пробормотал: „Ну да, ну да все вокруг добрые, всех жаль, а сами на улице целыми днями. А ночью как же, по подъездам?!“ „Да нет“, — смутилась дама, — „Почему же… У меня подруга есть, к ней можно. Только Люсеньку к ней нельзя. Не хочет она её ни в какую“. Человек проговорил „И всё равно, позвоните в Ночлежку, они знают, как правильно сделать!“ Дама отмахнулась: „Да не буду я. Молодые, пусть живут, как хотят. Что мне-то осталось, мне же 82 года. Я своё пожила. Хорошую жизнь прожила, большую. Не на что жаловаться.(она улыбнулась). Слушайте, а вы кошек любите?“ Человек кивнул. Дама наклонилась к своей сумке на колёсиках и открыла её: „А вот смотрите, моя Люсенька!“ В сумке, на пуфике, сидела, поджав под себя лапки крупная гималайская кошка. „Иди-ка сюда, поздоровайся, не бойся!“ Дама бережно вытащила, приподняв под лапки кошку и прижала её к груди. Кошка посмотрела на Человека огромными голубыми глазами и обняла лапками шею хозяйки. Дама поправила голубой атласный бантик на шее кошки, пригладила нежно её шерстку: „Она у меня умница. Добрая и красивая. Только у неё слабые почки и, думаю, что холод ей навредит. Она всё-таки уже не очень молодая, ей 10 лет. Мне её подарили крошечную совсем, чуть больше ладошки, подарили сотрудники в музее в последний день моей работы. Вот мы её с Жужей и растили… и Она такая хорошая… любит на коленях спать и в кровати и на кресле… Да… Вот теперь нет ни Жужи, ни кресла… Возьмите её к себе, а? Или у Вас уже есть кошка? (дама с такой надеждой и мольбой посмотрела человеку в глаза, что у того перехватило дыхание). Люсенька добрая, она не будет обижать никого! Правда же, девочка?“ Кошка посмотрела на неё, а потом снова перевела свой совершенно спокойный, изучающий взгляд, на человека. „Эти дни, что мы без дома, мне её не удавалось расчесать красиво. Тут не до жиру, быть бы живу… Но Вы увидите, какая она красивая — расчешете, помоете — она всё это знает и любит, шерстка заискрится, она такая приятная, шёлковистая на ощупь. Вот потрогайте!“
Человек осторожно что бы не испугать, погладил тёплый кошкин бочок. „Да как же так, вы её мне…“ — человек подавился словами. А дама заговорила, не переставая гладить кошечку то по головке, то по спинке. „Я простужу её, она и раньше, как только полежит на подоконнике, спиной болела. Врач сказал — слабые почки, а тут вот, вчера уже снег пошёл, а Верочка, подруга моя, меня с ней к себе не пускает, говорит аллергия у неё на животных…“ Дама помолчала. „Да не продержимся мы с ней на улице… Верочка предложила оставлять её на лестничной площадке… а я не могу“.
Дама всё гладила, гладила кошачью спинку, прижимала к себе, словно хотела защитить единственную свою драгоценность… А потом вдруг проговорила: „Пусть бы она ещё пожила, а… Она вам совсем-совсем не нравится?“ Человек вздрогнул: „Нравится, но так нельзя. Вы же любите её!“
Дама смотрела на человека глазами, полными отчаяния и боли. „Не хочу, что бы она пропала на улице — вдруг со мной что! У меня же сердце… Хочу, что б она жила. В доме, в тепле!“
Человек порылся в рюкзаке и достал оттуда ручку и листок бумаги. „Вот мой номер телефона. Когда у вас всё наладится, позвоните мне — и я отдам Вам её!“
Человек положил листок в карман пальто дамы. „Обязательно позвоните! И в Ночлежку тоже! Слышите?“ Дама кивнула, а человек почувствовал, что не будет она никуда звонить и что ничего, ничего там не кончится хорошо …
Он достал из рюкзака лямки для кошечки, ловко продел их под лапки и защёлкнул на спинке. Дама проговорила почему-то шёпотом: „А зачем это? Она так и будет сидеть на ручках. Она никуда не побежит!“ Человек взял кошку на руки, ощутив приятную, тёплую тяжесть. Кошечка мурчала, обняв за шею человека. Дама торопливо вытащила из сумки Люсину подушечку, прижала её к себе, потом протянула человеку: „Возьмите, это её… и вот, её расчёсочки и… три пакетика корма и мисочка. Это совсем мало, но лучше чем ничего, ведь правда? (дама посмотрела человеку в глаза, ища поддержки)… Хотя погодите…“ Дама снова углубилась в сумку, вынула оттуда прозрачный пакет, в котором лежала тысяча рублей и несколько сотен. Она достала сто рублей и убрала в карман, а пакет протянула человеку. „Возьмите, пожалуйста, хоть на первое время… Для Люсеньки…“ Человек замотал головой: „Нет. Совершенно не надо“, — про себя повторяя: „Что же за Жизнь такая, что за жизнь такая поганая…“
Дама погладила кошечку, подняла на человека полные слёз покрасневшие глаза… „Можно я её ещё немного подержу? А вы пока её вещички к себе положите!“ Она обняла кошку, бережно, с такой любовью, что сердце человека сжалось от мучительной боли, словно от его, человека, сердца отрывали по-живому куски… Человек, застёгивая рюкзак проговорил: „Позвоните, позвоните обязательно. Обязательно! Мы будем вас ждать!“ Дама уже не слушала и не видела ничего вокруг, кроме мягкой, мурчащей, десятилетней кошечки… Она целовала её пушистую головку, стараясь вдохнуть и запомнить насвегда её любимый запах, запомнить прикосновение нежной, шёлковой шерстки, запомнить басовитое размеренное мурчание. Запомнить навсегда… с благодарностью за десять лет тихого счастья, которого больше нет и не будет. За их уютный, нынче разорённый дом, в котором все десять лет так приятно было слушать кошачье пение, за ласку и любовь, которой согревала маленькая кошечка сердце своей человеческой мамы, за игры и проказы, за жизнь вместе…
Человек услышал, как дама, целуя кошачью головку приговаривала, задыхаясь от своего горя: „Прости меня, прости меня девочка ты моя любимая… Прости, Христа ради… Спасибо тебе за всё“…
Человек принял из рук дамы кошечку, прикрыл её своей безрукавкой, проговорил на прощание: „Всё будет хорошо! Позвоните, пожалуйста. И… держитесь!“ — быстро отвернулся и пошёл в сторону остановки пригородного автобуса. „Пусть у неё будет долгая и счастливая Жизнь! Храни вас Господь!“ — донеслось до человека. Тот поднял руку и не оборачиваясь ускорил шаг.
По лицу стекали капли дождя вперемежку с солёно-горячим. Руки человека гладили кошечку и в такт своим шагам и мерному покачиванию кошачьего тельца, доверчиво прижавшегося к нему, человек приговаривал, как заклинание „Пусть всё будет хорошо! Пусть будет!“
В тёмном салоне автобуса, уносившего Человека и кошечку через дождь и ветер домой, был виден силуэт кошки, поставившей передние лапки на уплотнитель окна и глядевшей на мелькавшие за окном дома, деревья, машины и мурлыкавшей про себя: „Кошки не плачут, кошки не плачут“, и ещё в глубине пассажирского кресла едва проступали очертания человека, тихо вздрагивавшего от беззвучных и горьких слёз, про себя повторявшего» Спаси её и сохрани… Спаси и сохрани…"
Около метро на низком деревянном ящике, сидела, прислонившись спиной к мраморной стене маленькая старушка, справа, рядом с ней, на мокром асфальте, шурша страницами, лежала упавшая с колен книга, а слева стояла опустевшая сумка на колёсиках и со стороны казалось, что старушка просто спит… и никто не увидел, как тяжело и медленно шагающая старенькая спаниелиха Жужа подошла к старушке, ткнулась носом в колени, та поднялась и они пошли вместе по лучу света, появившемуся из ниоткуда и ведущему куда-то в высоту, в никуда…