Николай подошёл к выкрашенной в белый цвет двери больничной палаты и негромко постучался: он пришёл навестить жену с дочкой перед завтрашней выпиской.
Ася сидела на кровати и кормила.
— Дай-ка я гляну, как она ест, — Николаю не терпелось проверить приметы, о которых им с матерью все уши прожужжала тётка. А она то и дело твердила, что если жадно хватает, значит, практичная в жизни будет, хваткая. Ну, а если нехотя сосёт грудь, то жди фифу! Николай работал на оборонном заводе. «Авангард» чудом не закрыли, но руководству пришлось перейти на автономность, чтобы сохранить места. И Николай гордился своей рабочей династией, потому что на этом заводе работали и его отец с дядькой, а теперь — они с братом. Поэтому фифу в трудовой семье иметь было не с руки.
Ребёнок сосал жадно, с нетерпением, и Николай, довольный, стал предвкушать разговор с тёткой.
— Тихо ты, а то дочку разбудишь. Только-только её усыпила, — Ася кивнула в сторону кроватки в форме кювета, и Николай с изумлением обнаружил там ещё одного младенца.
— Ась, это как? Это кто? — растерянный и удивлённый Николай выглядел так смешно, что Ася прыснула, но тут же строго взглянула на него: — Как это кто? Твоя дочь, копия твоей мамочки, так же поджимает губки, если чем недовольна, или складывает их бантиком, когда ей приятно.
Николай не помнил, чтобы его мать так делала. Он взглянул в кювет. Девочка спала и тихонько посапывала. Ничего в её чертах не напоминало матери, скорее, она была похожа на него самого и чем-то на Асю, но Николай предусмотрительно промолчал об этом. Он спросил жену о другом:
— А тогда кого ты кормишь?
— Это Ванечка, правда, он хорошенький? — Асино лицо осветилось улыбкой. — Мы его тут подкармливаем.
— Как подкармливаете? А мать его где? — Николай не понимал, почему на руках у жены был этот чужой мальчик, и не просто был, а как у себя… Николай недовольно глянул в сторону младенца: ведёт себя, как ни в чём не бывало. «И жена тоже, — подумал Николай про Асю. — В природе, к примеру, самка ни за что не будет кормить чужого детёныша. А тут своя дочь, — Николай покосился на кювет, — одиноко лежит в кроватке, а она, — Николай перебросил взгляд на жену, — невесть кого к своей груди подпускает».
— Нет у него матери, то есть мать-то есть, но она выкинула ребёнка в мусоропровод. Коль, представляешь, он родился точь-в-точь в ночь на Крещение, когда и наша дочунька родилась, — Ася радостно щебетала, тетёхая мальчугана, который почмокивал довольно, продолжая сосать грудь, — его нашли через несколько часов, наутро.
— Как выбросила? — у Николая похолодело в груди. — Ты чего выдумываешь? Как это можно ребёнка выбросить в… — Николай запнулся, потому что не мог выговорить даже, куда был выброшен этот малыш.
— А вот так, студентка одна родила в общежитии по-тихому, ну, это, университетское, на Герцена которое, и выкинула. Мы, ну, разные мамашки, у кого молоко есть, третий день его подкармливаем, — Ася счастливо смотрела на малыша на своих руках, и у Николая что-то ёкнуло в груди.
— И что с ним будет? — зачем-то спросил он у жены, понимая, что ждёт впереди этого трёхдневного мальчугана, который является, по сути, круглым сиротой.
— Коль, а Коль, мы вот тут с мамашками поговорили, лучше бы, чтоб его усыновили прямо сейчас. Ты же сына хотел… — Ася с мольбой смотрела на мужа. Николай знал этот умоляющий взгляд жены: когда она так смотрела, он просто ну ни в чём не мог ей отказать! Но тут… это тебе не мягкая мебель, на которую по Асиным уговорам потратили все её отпускные, это живой человек.
— Ась, ты это брось, — Николай опасливо глянул на жену, — второго точно мальчугана сделаем.
Ася опустила голову к малышу, словно его собирались отнимать у неё силой. Плечи её задрожали.
— Ася, ну, не надо, ну, не плачь, его кто-нибудь точно усыновит, — стал уговаривать жену Николай, но та прижималась к младенцу, словно к какому-то сокровищу, которое отними у неё — и она умрёт.
— Ты… — Ася всхлипнула, — ты не понимаешь… ты не знаешь… — и Ася опять уткнулась в малыша.
— Ну да, вот такой я, чёрствый, — бормотал растерянный Николай, потому что жена применяла к нему сегодня уже второй неотразимый приём.
— Ты не знаешь… врач сказал, — Ася замолчала и вся напряглась. Остальные слова она произносила в младенца, не поднимая головы. — Мой лечащий врач, он сказал, что у меня больше не будет детей.
Ася проговорила всё это каким-то стёртым голосом и заревела.
— Ты не плачь, успокойся, Асенька, ну, ну, не плачь, родная моя, — Николай совсем растерялся, не зная, как успокоить жену. «Детей больше не будет… Что теперь делать? Пропадать?..» И вспомнил вдруг:
— Не реви, а то молоко пропадёт.
Ася тут же замолчала.
— Да положи ты его куда-нибудь, — не выдержал Николай, показывая на младенца, за которым пряталась от него жена.
— Одна уже положила, — резко ответила Ася, и Николай испугался: агрессивная Ася была страшнее волчицы, и лучше её до такого состояния не доводить. Ася гневно глянула на мужа:
— У всех есть право иметь свою семью, и у этого малыша есть такое право.
— А вдруг он болеть будет, и потом неизвестно, какое у него генетическое наследство, — Николаю хотелось найти какой-нибудь аргумент, чтобы объяснить своей Асеньке всю нелепость её предложения.
— Коля, но он выжил, несмотря на мороз, такой сильный, почти тридцать градусов в ту ночь было, ты же помнишь. Он несколько часов голенький в мусоропроводе пробыл, значит, Бог хочет, чтобы малыш жил, и не оставит его.
Колю передёрнуло от картины: мусорная труба и голый беспомощный малыш в ней.
— М-да, ну и история, — Николай не знал, что делать. Столько новостей свалилось на него за этот час, что голова шла кругом: детей больше у них не будет. Кто их знает, этих врачей, но раз так сказали, значит, что теперь делать?
Николай вздохнул и посмотрел в кювет. «И подкидыш вот…» — начал было думать он, но Ася продолжала что-то говорить, и Николай уставился на жену.
— Коленька, это же Промысел Божий, что он попал именно в наш роддом, — начала опять Ася.
— Ась, успокойся, надо всё хорошенечко обдумать, мы девять месяцев дочку ждали…
Ася перебила мужа:
— Не дочку ты ждал! Ты сам что говорил, забыл? Ты всем хвастался, что сынулю заделал, пока тебе тётка нос не навернула на пузо.
Николай вспомнил, как тётка раньше УЗИ определила по форме живота пол будущего младенца, чем несколько огорчила будущего папашу.
— Ладно тебе, — пошёл он на попятную, — я ещё к одному ребёнку не привык, а ты мне сразу второго предлагаешь, — Николай обрадовался найденному аргументу.
— Будешь привыкать сразу к двум (логика жены была, как всегда, невообразима и потому неотразима), родился он в тот же день, что и наша девочка — двойняшками можно записать.
— Ась, ну и как мы объясним родным? — не сдавался Николай.
— А им-то чего? Двойная радость будет. Сразу и внучка, и внук. Всем дедкам-бабкам угодим: и твоим, и моим, — Ася вздёрнула носик, и Николай ободрился. Он любил, когда Ася так делала, потому что это означало её уверенность.
— Его все Ванечкой тут зовут. И мы его так назовём, ладно?
— Почему? — спросил Николай, чувствуя себя по-идиотски.
— Почему так назвали? Иван, не помнящий родства — знаешь, кто это? Ну так вот, этот малыш без корней оказался. Не по своей вине, конечно, — Ася спешила говорить, потому что видела, как Николай напряжён. — А мы как дочку назвать хотели?
— Анечкой, — расплылся в улыбке счастливый отец, — как маму мою, то есть бабушку.
— Вот Аня и Ваня — производные от имени одного святого.
— Как это от одного? — смысл Асиных слов доходил до Николая какими-то кусками: его мозг сегодня превратился в бытовой ПК, оперативной памяти которого не хватало для полноценной работы.
— Иван — это русское имя, а произошло от византийского имени Иоанн, — Ася была в области имён докой, она запоминала все значения. — Анна и Иоанн, Коль… ну как Евгения и Евгений, ты понимаешь, да? Понимаешь, что неспроста это? Это же благодать в квадрате!
— В каком квадрате? — опешил Николай.
— Ну, в переводе с еврейского Анна и Иоанн — это «благодать Божия», — объяснила Ася.
— Благодать…
— Коля, да он же на тебя похож! У него твой разрез глаз, и они такие же небесно-голубые, как у тебя, когда ты счастлив!
— Кроватка уже куплена, — Николай запоздало стал говорить о том, что ждёт Асю дома, и тут же замолчал, потому что… Николай автоматически глянул на младенца, а тот, словно понимая, о чём говорят, распахнул свои глаза навстречу. Николай на минуту даже замер под этим внезапным взглядом.
— Ваня и Аня… Ну, я тогда пошёл, — Николай потоптался возле кровати жены, посмотрел на кювет, в котором посапывала спящая дочка.
— Куда ты? Тебе же сегодня не надо на работу, — Ася встревожилась: она хорошо выучила график мужа и знала, что у Николая по понедельникам профилактический день.
— Как куда? Документы же нужно ещё оформлять на него, — он кивнул в сторону младенца, — так просто ведь его нам не отдадут. Кроватку вот тоже нужно.
— Коля! Коленька! — Ася вскочила, положила аккуратно свёрток с малышом на свою кровать и бросилась на мужа. — Ты знаешь кто?
Николай знал, что будет дальше, и блаженная улыбка, как приклеенная, застыла на его лице.
— Ты самый-самый-самый! Самый-самый-самый мой, самый-самый-самый лучший муж и папка!
— Ну ладно, тебе, ладно, я пошёл, — Николай засмущался, — ты это брось, а то вдруг кто зайдёт, медсестра какая-нибудь там.
Но Асю было не остановить: она расцеловывала своего Колю, своего доброго Колю, своего ненаглядного Колю, на которого похожи два их малыша, — а значит, они тоже вырастут добрыми.