Это одна взрослая успешная дама сказала. Она когда-то была тощенькой девочкой в больших очках с тощенькими косичками. Со скрипкой в футляре и пачкой нот. И во дворе мальчика били и травили. Такого же, в очочках, неприятного мальчика-плаксу. А она с этим мальчиком играла — больше не с кем было. И можно было не вмешиваться. Пройти тихонько мимо — ее же никто не трогал. И мальчик ей был никто. Она просто с ним иногда играла. Но она не прошла мимо. Она стала заступаться; чего-то там верещать нелепое, вроде: «вы разбили в его душе стеклянный колокольчик! Как вам не стыдно!», — начитанная была. Романтичная. А потом, когда ее начали бить, кричала: «вы как фашисты!», — и отбивалась скрипкой. Потом взрослые заметили и разогнали всех.
Эта девочка выросла. И рассказала, почему она всегда вмешивается и заступается за своих. Просто потому, что если предавать своих — чем потом жить? Хотя можно хорошо жить, неплохо! Но чем? Что в душе-то будет? Пусто там будет. Наверное, так.
Можно мимо пройти со своей скрипкой. Можно дома с возмущением рассказать. А можно потом подойти, как ни в чем не бывало, к тому, кого били, и снова с ним играть. Мы же не обязаны вмешиваться. И мы же не били. Мы, можно сказать, друзья!
Вот за таких бывших девочек надо держаться. И тоже вмешиваться, когда их стараются ударить. Это свои. Свои — те, кто заступаются. Их очень, очень мало. Это мы потом поймём, когда в нас полетят камни. Это с каждым может случиться. Тех, кто кидает камни — много. И тех, кто проходит мимо, тоже много. А девочек мало. К сожалению, девочек мало очень…