В этой сказке кому-то придётся побыть злодеем (или просто уродцем, страшилой, потешным малым). Одному старику раз под вечер пришла идея, мол, меня в его книгах ужасно недоставало. И тогда он решил на бумаге сваять фигуру: неудавшийся образ, пародию человека. Старичок в этом деле был просто какой-то гуру — он в мгновение ока мне вырезал нос и веки, а в колени и локти для дела пихнул шарниры, вместо тела использовав ржавую арматуру. Я лежал перед ним, беззащитный, слепой и смирный.
Мой создатель сказал, что теперь я — л и т е р, а т у р а.

Но когда мне в глаза были вставлены два «алмаза», (я не знал ещё, это — название для диодов), я схватил в руку зеркало, глянул в него и сразу осознал, что придётся примерить роль идиота. Я не то, чтобы против, но все-таки, как хотелось получить себе данные римского полубога: интеллект, грациозность, рельефные мышцы тела… (или просто возможность не выглядеть так убого).

К сожалению, сказка — не место для некрасивых, и их участь всегда остаётся одной и той же: безразлично блуждать по бескрайним лесным массивам, хорошо понимая — никто тебе не поможет, так как главный герой непременно находит выход, ну, а ты остаёшься потерянным в чёрной чаще, где ночами безлунными злобное воет лихо, и любая опасность становится настоящей, (а не жалкой игрушкой, подстроенной для забавы, ради красного слова, удачной главы для книги, где какой-нибудь принц непременно показан храбрым, а тебя все зовут разгильдяем и забулдыгой).

Здесь есть главный закон, и его-то я знаю точно: если хочешь остаться — паши до седьмого пота. И живу я в своей неудавшейся оболочке (что-то среднее между Страшилой и Дон Кихотом). Если создан уродцем, твой график уже расписан, никаких тебе танцев, улыбок и бальных платьев. Это уровень «high», постоянная группа риска и вагон глупых дел, за которые мало платят. Иногда, засыпая, я думаю, как всё глупо, (но не жалуюсь вслух, ибо стены имеют уши), и лежу до полуночи с видом живого трупа, представляя, что было бы, будь я немного лучше.

А потом в моей жизни встречается Элоиза, заявляя, что я — это то, что она искала. Мы с ней ходим на берег дышать океанским бризом и рисуем животных на древних прибрежных скалах. Я плету ей веночки из крохотных незабудок, ощущая, как сердце становится необъятным. Элли шепчет мне в ухо: «Я есть, я была и буду».

Повтори это, Эл!
Повтори это, словно клятву!

Мой заброшенный домик цветёт от её ладоней, зеркала без проблем забывают моё уродство, и на пыльном окне вместо вянущей беладонны начинают под утро расти травяные космы. В спальне пахнет дождём, мы лежим на одной кровати. Эл щекочет меня белокурыми волосами. Я так громко смеюсь: «Пощади меня, хватит! Хватит»!

Появляется принц и зачем-то её спасает.

Я теряю дням счёт — за неделей идёт неделя. Мой единственный спутник — гнетущее чувство боли.

В этой сказке кому-то приходится быть злодеем.
Я уверен, что справлюсь с такой пустяковой ролью.