Терзая себя этими мыслями, майор «на автомате» пришёл на утреннее построение, глядя в никуда. Сфокусировав наконец взгляд, он вдруг увидел прямо перед собой прапорщика Николаева, который, чётко взяв под козырёк, доложил, что «за время дежурства происшествий в дивизионе не было».
— Ах, не было?! Да ты знаешь, как ты меня вчера подвёл, козёл грёбаный?! — заорал майор. — Мать твою туда-сюда через семь на восемь!
— По уставу не положено ругать прапорщика при солдатах, товарищ майор, — оправившись от неожиданности, тихо произнёс Николаев. — А тем более — матом!
— Что-о-о?! Учить меня будешь?! Что положено — на то три кучи наложено!!! Положенных трахают, ясно?!
Весь дивизион затаил дыхание. Все, даже «салабоны», прослужившие два месяца, знали, что кого-кого, а прапорщика Николаева комдив уважал — то ли за возраст, то ли за житейскую мудрость. А тут он поливал его крупнокалиберным матом со скоростью 100 слов в минуту, лишь изредка вставляя слова по смыслу.
— Да вы мне больше матов навтыкали, чем у ежа иголок! — дрожащим от возмущения голосом произнёс Николаев, когда комдив замолчал, чтобы перевести дух. — Я жаловаться буду!
— Давай-давай, жалуйся, хрен старый! Хоть в Министерство Обороны!
Николаев расстегнул и снял портупею с кобурой, аккуратно свернул и положил на асфальт. Разогнулся и пошёл наискосок с плаца.
Евстигнеев проводил его злым взглядом и вдруг зябко повёл плечами. Когда он повернулся к неподвижному строю — в его глазах было что-то беззащитно-непонимающее. Впрочем, продолжалось это всего секунду.
— Капитан Долгополов! — приказал он командиру радиотехнической батареи. — Проведите развод на работы! Прапорщик Мутовкин, убрать казённое имущество, — кивнул он на портупею, повернулся и быстрым шагом пошёл за прапорщиком Николаевым.
Дежурный по КПП младший сержант Виталий Быстров не видел этой сцены, но он стал свидетелем сцены не менее поразительной.
Шедшего к выходу с территории дивизиона прапорщика Николаева догнал почти бежавший за ним комдив. Он схватил Николаева за рукав у локтя, повернул к себе и, глядя в глаза, воскликнул:
— Прости меня, Иван Петрович! Погорячился я! Неправ был!
— То что вы неправы, товарищ майор, я ещё на плацу понял и вам об этом доложил! — сердито ответил прапорщик. — А если испугались, что я впрямь жаловаться буду — не волнуйтесь. Это я так, сгоряча сказал, а вообще-то я жаловаться не люблю. А вот чтобы перевели в другой дивизион — рапорт сегодня же напишу.
— Не уходи, Иван Петрович! Ты ж тут всё наизусть знаешь! Пойдём лучше выпьем! Дежурство у тебя закончилось, тебе отдыхать положено, а у меня водка со вчерашнего осталась! Пойми, я ж не со зла, просто вчера перенервничал — эти боровы припёрлись, а мне ни грибочков, ни балычка не достать! И пить с ними пришлось — ого-го! Они-то высоченные, толстенные, каждый весит, как мы с тобой вместе! Попович, зараза, по полстаканчика, а мне-то их упоить надо было, чтобы не заметили, что закуски не густо!
— Вам-то точно выпить нужно, опохмелиться, товарищ майор, — проворчал отходчивый Николаев.
— Ну, так пойдём! Что я, один, по-чёрному глушить буду? Не по-русски это!
— Хотите, чтобы я остался, товарищ майор — переводите меня с этого снабжения к чёртовой матери!
— Куда ж тебя перевести? Прапорщик Зуев — специалист по связи, Якубович — радиотехник… Мутовкина на снабжение ставить нельзя — пропьёт всё! На автобазу хочешь, вместо Корякова?
— Автобаза — это хорошо, — кивнул Николаев. — Я технику люблю. И Коряков будет не против. Только сразу договоримся, Александр Васильевич: что сегодня было — первый и последний раз!
— Иван Петрович! Честное слово офицера! Если хоть раз тебя обижу — можешь в морду мне дать! А теперь пойдём, выпьем!
Продолжение следует