Командир четвёртого дивизиона 48-го зенитно-ракетного полка Московского округа ПВО (в/ч 52146) майор Александр Васильевич Евстигнеев с утра был зол, как чёрт. И дело было не только в похмельном состоянии после вчерашней пьянки с проверявшими из штаба корпуса, хотя, конечно, ни бодрости, ни хорошего настроения головная боль и сухость во рту не добавляли. Опытный служака, к неполным 40 годам, без высшего образования, дослужившийся до командира не простого, а показательного дивизиона, прекрасно знал, как управляться с проверяющими любого ранга. Но в этот раз получилась накладка.
Обычно его предупреждали заранее. Дивизион поднимали не в 6, как обычно, а в 4 часа, вели на завтрак, а затем — солдаты под неусыпным наблюдением офицеров и прапорщиков убирали и натирали до зеркального блеска пол в казарме, подметали дорожки, собирали все бумажки и окурки, зимой — набивали особо чёткие «рубчики» на сугробах, и к приезду комиссии отправлялись по своим боевым кабинам и постам. Там они томились целый день, исходя голодной слюной, пока Евстигнеев, наскоро показав ракеты и боевые установки, предлагал проверяющим перекусить. «Перекусон» переходил в грандиозную пьянку, тянувшуюся до вечера, и в закуске ключевую роль играли отборные грибочки собственного соления и маринада. Места вокруг были грибные, и, поскольку на территорию между дивизионом и радиотехнической частью, стоявшей неподалёку, вход гражданским был воспрещён — грибов было немерeно. Если проверка приезжала в августе — сразу после уборки Евстигнеев отправлял несколько «дедов» пошустрее за территорию дивизиона, и через час каждого из проверяющих ждал презент — ведро отборных белых и красных грибов. Это действовало безотказно, и результаты проверки всегда были превосходными.
Но в этот раз проверка приехала в июне, к тому же его предупредили всего за час. Срочно бросив солдат на уборку, он заметил, что нехватает одного прапорщика. Старшина дивизиона, прапорщик Мутовкин, которого «деды» иногда даже в глаза звали Хомутовкин, высокий блондин с невыразительным лицом, к счастью, был на месте и шустро, пересыпая приказы крепким матом, руководил уборкой казармы. На месте был и Коряков, заведующий автобазой, невысокий крепыш со светлыми волосами и широко посаженными злыми глазами, которого солдаты за глаза звали куркулём за то, что он время от времени пытался за спиной начальства поэксплуатировать «салабонов» на своём огороде и в курятнике. Этот носился по территории, всем видом показывая майору своё рвение и не только матеря, а норовя и дать пенделя какому-нибудь нерадивому солдатику. А вот ответственного за снабжение, прaпорщика Николаева, видно не было.
— Где Николаев? — рявкнул Евстигнеев дежурному офицеру, старшему лейтенанту Омельченко, инструктировавшему штабного «секретчика» Федотова.
— На склад, в Ярославль уехал, товaрищ майор! — отрапортовал тот.
— В Ярославль?! Да что он, сдурел, в душу, в гроб мать его, бабку и прабабку?! Ведь у него все ключи от провизии! Где я возьму деликатесы? Там же и грибы, и балык, и буженина…
Прапорщик Николаев, худой пожилой мужчина с простым, добрым лицом, служивший в дивизионе ещё до Евстигнеева, был ни в чём не виноват. Не имея представления о предстоящей проверке и зная, что после обеда ему заступать в дежурство до утра, он поехал на склад за продуктами. Но Евстигнeеву надо было на ком-то сорвать свою злобу и бессилие.
Продолжение следует