Вокруг стоял запах звонкого неба.
Руки пахли травой, сталью и кровью.
Пугливое солнце скользило по остывающей коже. И тут это случилось…

Я увидел, как от засушливых берегов отправляется флот, и люди в чалмах читают за него напутственные молитвы богу, чье имя на давно забытом языке означает «Дух Пустыни».Увидел, как голубые купола сливаются с острыми хребтами, за которыми кончается их царство, и начинаются бесконечные степи — владения желтых людей с огрубевшими лицами и неуловимой, бесполезной мудростью ветра. Увидел земли своего друга-христианина, увидел, как забавны его братья, верящие больше в общественное мнение, нежели в своего распятого мученика. Я увидел, как туман наползает на холмы, как просвечивают в нем погнутые степным ветром деревца, как исчезают в нем пятна пасущихся лошадей. Я почувствовал, как серебрится иней на чахлых кустарниках, как шелестят они своими длинными листьями. Я воспринял всё это одновременно и сразу, потому что только так должно. Должно рисовать картины мазками, как импрессионисты. Их мазки состояли из красок, моим состоять из жизней. Но ни у них, ни у меня нет ни одного мазка, что не был бы совершенным.