Добрыня Никитич нахмурившись смотрел на Змея Горыныча.
— Ну, чего вызывал? Случилось что?
Ящер, возбужденно закудахтал, вытащил из подмышки тонкую потрепанную книжицу и протянул богатырю.
— Вот! Смотри!
— Ты же вроде читать не умеешь?
Добрыня с подозрением взял томик.
— Да чего читать-то? Тут картинки. Во, гляди!
Змей нетерпеливо ткнул острым когтем между страниц и открыл книгу.
— Видишь?!
На серой тонкой бумаге и правда были сплошные картинки. Дракон, похищающий принцессу. Рыцарь, сражающийся с драконом. Счастливая дева и поверженный гад. И всё в таком духе.
— И что?
Богатырь безразлично пожал плечами, стараясь не выдать нервозности. Горыныча, добрейшей души чудище, иногда заносило. Если крылатому змею что-то втемяшивалось в одну из голов, он мог ради своей блажи свернуть горы.
— Как что? — головы Горыныча возмутились слаженным хором. — Посмотри, какая европейская культура. Какие традиции. Настоящие европейские ценности! Романтика! А у нас? Серость и уныние.
— Это только кажется. На рисунках всегда красиво рисуют, без неприятных подробностей. Не помнишь разве, рыцари те еще гады. Принцессы дуры через одну. А драконы, — Добрыня пожевал губами, подбирая выражение помягче, — хуже, чем ты. И голова всего одна.
— Нет, ты не понимаешь. У них все равно красивше. Культурней. Элегантней. Вон даже книги о них печатают.
— И что?
Змей хищно улыбнулся всеми тремя головами.
— Давай я кого-нибудь украду, а ты спасать будешь.
— Сдурел?
— Да мы понарошку! Так, чуть разомнемся, пошумим. Ты девицу назад вернешь торжественно. Будет нам почет и уважение.
— Окстись, Горыныч. Вот еще не хватало ерундой заниматься.
— А еще пригласим летописца, он запишет. Или этого, барда. Пусть песню о нас напишет.
— Не буду я всякой глупостью маяться.
— В европы пошлем копию. Поднимем престиж державы. Я князю на тебя благодарственное письмо напишу. А? Добрыня, соглашайся.
Змей заговорщицки подмигивал и обаятельно улыбался, насколько это возможно, имея триста зубов в пасти. А заодно изогнул хвост, перекрывая Добрыне путь к отступлению.
Богатырь тяжело вздохнул. В прошлый раз Горыныч ввязался в авантюру с продажей в Китай иван-чая. В позапрошлый летал искать Шамбалу, и что самое странное — нашел. А до этого — целое лето гонялся по степи за половецким ханом Котяном, желая узнать, не родственник ли он коту Баюну.
— А кого похищать будешь? — Добрыня решил, что подыграть ящеру будет проще, чем отговаривать от глупой затеи.
— Да хоть Василису Премудрую.
Добрыня облегченно вздохнул. Умная, но слишком вредная характером, Василиса отвергала всех женихов, предпочитая заниматься наукой. Так что жениться освободителя точно не будут заставлять.
— Ладно, будь по-твоему. Когда ты своё «злодейство» задумал…
Через неделю в начищенном доспехе Добрыня подъехал к пещере Змея. Позади, на безопасном расстоянии, следовал гусляр Афоня, согласившийся побыть ради такого случая бардом.
— Эй ты, чудище обло! — Добрыня стукнул копьем в дверной гонг, — Озорно, огромно, стозевно и лаяй. Выходи на честный бой! Возвращай красну девицу, ибо не лепо дракону честных девиц похищать!
Пару минут было тихо, а затем из пещеры высунулись три зелёные головы.
— А, это ты? Чего хотел-то?
— Как чего? Ты же сам меня уговаривал. Рыцарь, дракон, принцесса…
— А-а-а-а… — Горыныч выбрался из пещеры и почесал правую крайнюю голову, — тут, понимаешь, такая петрушка вышла.
Змей отводил взгляд и виновато прятал хвост.
— Я ведь украл Василису, как договаривались. Всё по-честному, принес к себе. Хотел привязать, чтобы не убежала.
Ящер счастливо и застенчиво улыбнулся.
— А она взяла и порядок у меня навела. Все самоцветы начистила. Знаешь, как красиво стало? Опять же, ужинами меня кормит. Готовит — просто лапы облизать хочется. А утром — она мне кофий в постель принесла.
Горыныч потупился и шаркнул лапой.
— Извини, друг. Не отдам. И сама она не хочет обратно. Вот…
Добрыня ошарашенно молчал, не зная, что на это ответить.
— На свадьбу я тебя приглашаю, тут даже не обсуждается. Свидетелем у нас будешь. Я…
— Горынушка, — раздался из пещеры голос, — иди ужинать, всё на столе.
— Прости, брат, — Змей похлопал богатыря по плечу, — некогда мне.
И ящер полез обратно домой.
Добрыня развернул коня и молча поехал обратно. С одной стороны, всё хорошо разрешилось. И Горыныч чудить перестанет. С другой, богатырь чувствовал себя обманутым.
— Чего писать-то? — гусляр Афоня хлопал глазами, — победил Змея? Или он тебя?
Добрыня на минуту задумался.
— Пиши: увидев красоту Василисы Премудрой, устыдился Змей Горыныч. Примирился с богатырями отважными и вернулся к традициям земли русской. А европейские ценности поганые — отверг. Сжег огнем пламенным и закопал под Буян-горой.
Афоня, высунув от усердия язык, записал на бересте сказанное. Чуть-чуть подумал и добавил от себя:
«А кто откопает их — тому будут срам и толерантности»
Значения последнего слова гусляр не знал, но слышал, как им ругался заезжий варяг.