Муж на днях ходил за продуктами и приволок букет тюльпанов.
— Ооо, как мило, — говорю.
— Ага, так жалко стало… — и запнулся.
— Кого жалко? Меня? — я расстроилась.
Муж периодически видит меня заплаканной.
Я плачу, потому что мне так легче справиться со страхом. Но я не люблю, когда меня начинают в этот момент успокаивать. Это процесс не манипуляционный — пожалей меня! — а успокоительный (я называю его смешно — «валокординный»).
Я похнычу себе в ванной или на балкончике, и возвращаюсь к семье бодрямбой.
Слёзы промывают душу. Становится проще смотреть на мир. Это как окна. Смотришь в грязные окна на мир — и печально вздыхаешь. А в чистых окнах даже плохая погода краше. Вот я и промываю окна души слезами.
Но засада — лицо красное еще минут 20.
— Ты плакала опять? — строго спрашивает муж, и я чувствую себя преступницей.
А что нельзя поплакать? Это мой инструмент регуляции эмоций, я после слёз испытываю подъем и небывалую уверенность в том, что все будет хорошо.
Мы сейчас часто созваниваемся с друзьями. Мне многие звонят за порцией оптимизма. Говорят: «С тобой потрещишь — и жить хочется».
И мне хорошо — я успокаиваюсь от звука собственного голоса.
И я, кстати, трещу по делу. Не витаю в розовых соплях, не скачу по радуге, а вполне себе деловито, со знаем дела, со ссылками на достоверные источники, обещаю, что мы не умрём.
Как сказала моя знакомая из IT-сферы:
«Ты что, хакнула систему уныния?
Ага, хакнула.
И вот однажды одна подруга позвонила, когда я только-только поплакала. А по голосу это слышно: слёзы делают голос звонче, а сопли — гуще.
— Ты ревела штоли?
— Ага.
— Ты? Ревела? Ты ж оптимистка!
— А какая связь? Я ревущая оптимистка. Особенно эффективна после слёз. Оптимистки — это не те, кто не ревут. И не те, кому не бывает больно и страшно. А те, кто разрешает себе проживать любые чувства с уважением к себе. Слезы, смех, грусть, радость — это же внутренняя погода. А я барышня переменчивая, у меня с погнозом даже на сутки тяжело.
— О, и я рыдаю.
— Легче становится?
— Ага.
— Ну и правильно делаешь.
Так вот тюльпаны.
— Ты меня пожалел? — спрашиваю мужа. — Ты меня из жалости тюльпанишь?
— Не. Я девочку заплаканную пожалел в цветочной лавке. Сейчас людям не до цветов, они и вянут пачками. Я купил и сказал ей: «Не плачьте, пожалуйста». А она еще сильней заплакала.
— Психолог ты мой, — целую мужа. — Нельзя говорить людям, что им чувствовать. Спасибо за цветы, правда. Это особенный букет. Из жалости к другому человеку мне еще цветов не дарили. Мне надо об него подумать.
Я вечером смотрела на тюльпаны, подперев ладошками лицо. Я думала о том, что цветы цветут, не взирая ни на какие проблемы, и не становятся менее красивыми. Они цветут не чтобы кого-то радовать, а потому, что не могут не цвести.
«Что там у вас? Кризис? Ну тогда я этот сезон пропущу», — тюльпан не может так подумать.
Хочу быть как тюльпан.
Быть собой, не взирая ни на что.
Писать книги, любить жизнь.
Сейчас ее любить сложнее и интереснее. Сытую и беззаботную жизнь любой дурак полюбит, а ты вот такую полюби: карантинную, пугающую, эпидемиологическую.
Я пишу книгу. Даже если прямо сейчас я не смогу никого порадовать своим творчеством — ибо людям не до него! — это не повод не писать.
Да, сейчас время такое, что все экономят на радости, инвестируя в надежность, потому что в условиях неопределенности эта стратегия кажется наиболее эффективной.
Но потом-то, после нашей гречневой весны, придет лето возрождения.
Придёт-придёт, никуда не денется.
И по домам сейчас сидят много-много людей, которым не терпится жить. Когда нас снимут с паузы, ух мы зажжжём! Ух зажжём!!!
Мы так натюльпаним эту планету, что мама не горюй. Или горюй. Делай то, что помогает тебе прожить этот временный плен.
Тюльпаны цветут. Птички поют. Лето придет. Пойду на балкон. У меня там дело. Растрогалась что-то…