Я спрашивала Море в тишине:
«Скажи, за много лет ты не устало
слепым щенком лизать сосцы Луне
в приливе чувств, разбившихся о скалы?
И, голод до конца не утолив,
в отместку ощетинившейся суше,
заглатывать большие корабли,
а с ними — человеческие души?»
Вот так и я… Взгляни в мои глаза —
в них тысячи и тысячи обломков
чужих сердец… А неба бирюза
в лучах заката, как в кровоподтёках…
Безмерная, чарующая грусть…
Охвачена тоской необъяснимой,
ты слышишь, Море, правда, я боюсь
в который раз любить и быть любимой…
Мне хочется устало лечь на дно
жемчужиной — затворницей моллюска,
и слушать, как вдали шумит прибой
негромким, прерывающимся пульсом…
Иль просто белой чайкой на волнах
качаться в ослепительном просторе…
Но я брожу по берегу одна,
улыбчиво заигрывая с Морем…
Оно меня успело опьянить,
смывая неуверенность былую,
и вот уж я согласна… может быть…
всё может быть меж нами… Вновь рискую
и медленно, с опаскою вхожу,
нагая, в обжигающую воду…
На миг остановилась… не дышу…
ощупываю дно, не зная броду…
А волны, распалённые мечтой,
ласкают обнажённые колени,
всё выше поднимаясь… Надо мной
раскинул Ветер крылья вожделенья,
легко играя прядями волос,
целуя грудь и тонкие запястья,
он повторял настойчиво вопрос:
— Ты счастлива?
— А ты?
— Наверно… счастлив…
И больше не подвластная себе,
исчезнув в ослепительной пучине,
я с радостью доверилась волне,
как нежному и страстному мужчине…
Но спрашивало Море в тишине:
«Ужель за много лет ты не устала
в угоду вечной страннице — Луне —
в приливе чувств всё начинать сначала?
И жажды до конца не утолив,
фатальности событий не нарушив,
лакать в изнеможенье сок Любви,
впиваясь в человеческие души…»
Пусть тают неглубокие следы
моих ступней в песке былых признаний:
есть горькая привычка у Воды —
легко смывать пунктир воспоминаний…