Мы знали:
мы самые лучшие
и яркие самые-самые…
Родной, мы друг друга измучили…
На первый же день после свадьбы
ты понял,
что скромная девочка
лишь с виду хрупка и застенчива —
за этой обманчивой внешностью
скрывалась коварная женщина —
шальная,
…бедовая,
… страстная…
И все наши первые ссоры
кончались разбитыми вазами,
но мы покупали их снова…
И вновь превращали в осколки,
и резали руки и души
при первой же глупой размолвке…
Но помнили всё же:
мы лучшие (!)
и яркие самые-самые…
Ты мне не прощал превосходства…
Как нежно друг друга мы ранили
в агонии противоборства!
С каким изощренным садизмом
клеймил ты калёным железом
стихи мои,
…искренность,
…письма,
как сотни отточенных лезвий
кромсали слова твои преданность
и нити натянутых нервов.
Ты ставил в вину мою ветреность,
а я была женщиной-Ветром.
Меня удержать между пальцев
отчаянно…
…бешено…
…глупо
ты снова и снова пытался —
и ревностью душу опутал…
Но помнил:
мы самые лучшие
и яркие самые-самые…
Родной, мы друг друга измучили
сквозными,
горящими ранами…
Но, как после дикого шторма,
в недавний, волнующий вечер
задёрнул ты в комнате шторы,
обняв меня тихо за плечи…
И долго молчал от чего-то
в густом полумраке… без света…
И вдруг я услышала шёпот:
«Венчают ли грешников с Ветром?
Давай повенчаемся… Анна…
Окутаем святостью души…»
Мы знали:
мы яркие самые
и самые-самые лучшие…