Чего хочу — не выразит строка,
хоть разрази над нею гром не-бесный.
Мне снится сон, как я, ещё легка,
по тросу нерва шастаю над бездной,
и всё, что знаю я наверняка —
не ложе, не лоза, не лязг железа,
но поиска тебя одна строка.

Безмолвно, как сошедшая с холста,
свой сон листаю против шерсти утром,
но список кораблей читать не ста-
ну что увидеть нового могу там?
Как твой бугор седьмого позвонка
мне вложен в основание ладони —
живительнее плеска ручейка
в вербене, расцветающей на склоне,
волнительнее первого толчка
еще-не-чада в плодотворном лоне?

Где стылая река под облака
в круженье листьев взбликивает сталью,
я знаю — та беда невелика,
что мы никем друг другу здесь не стали.
Как мне живётся на два языка —
спроси змею любую. Тем любуюсь,
как обнажает жизнь просвет виска,
навылет подставляя поцелую.

Мне просто не хватает языка —
и двух не хватит — рассчитать погрешность,
с которой ускоряется тоска,
когда немеет под тобой рука,
и остаётся выдохнуть «пока…» —
так вижу я украденную нежность.

Я не волшебник, даже не учусь —
плетусь сквозь табель, дни тряся: «очнитесь!»
Моя отметка в высшей школе чувств
едва-едва переползает плинтус,
но даже с этой жалкой вышины
могу вслепую щупать подаянье —
и знать, что мы любви не лишены —
ни я, ни мой двойник, а ты — подавно.

Так, напрочь невозможная с тобой
в пределах даже одного куплета,
я отвечаю всей своей судьбой —
медлительностью тьмы — на скорость света.