Час-пик, он такой
Недавно я ехала на метро в самый час пик. Мне нужно было перейти с одной станции на другую, и я шла в толпе, и вокруг шли люди и толкали меня.
Нет, не специально.
А может и специально.
Я тоже кого-то толкала и тоже не специально.
Люди не виноваты, что час-пик.
Никто не виноват.
Когда мы выходим из метро, час-пик никуда не девается. Люди продолжают толкаться. Сталкиваются своими границами и искрят.
Визуально это менее заметно, чем когда тебя толкают плечом, но по ощущениям не менее обидно.
Люди нарушают наши границы, и часто даже не подозревают об этом.
Однажды я сидела в кинотеатре. Я очень редко хожу в кино из-за занятости, поэтому сидела в коконе счастливого предвкушения, обнимая попкорн.
Фильм должен быть хороший, зал — почти полный. Прямо за мной сели три женщины лет шестидесяти, которые долго не могли разобраться с нумерацией кресел. Они были подружки и весело щебетали до сеанса о ерунде.
Начался фильм. Он был прекрасен.
О любви и прощении. Очень трогательный. Я сопереживала героям, восхищалась их поступками.
Но меня страшно раздражало, что дамы позади комментировали друг другу сюжет. Это сильно приземляло, не пускало переселиться к героям в сюжет.
— Она, видишь, наготовила, а он не станет, он такое не ест.
— Это он к ней пошел, нарядный, с цветами…
— Ох, упал, как бы не перелом…
— Она, видишь, теперь нос воротит…
Я просто бесилась. Эти комментарии, адресованные совсем не мне, но сказанные громким шепотом, катастрофически глушили кайф от фильма, потому что я сидела в ауре раздражения, не пропускавшего восхищения.
Пересесть было некуда.
Можно было уйти.
Или не уходить, досмотреть так, под аккомпанемент ненужных пояснений.
Дважды я просила дамочек не комментировать фильм, и они кивали, но забывались и опять комментировали. Только теперь каждый комментарий сопровождался фразой:
— Тихо, Петровна, тссссссс, не мешай девушке смотреть…
…
В другой раз мы пошли в кафе ужинать. Нас было много, и все мы — команда одного проекта.
С нами был парень, который в тот момент проживал какой-то эксперимент с голоданием.
В кафе он пошел за компанию.
Сел прямо напротив меня (нас было 10 страшно голодных человек, мы работали часов 6 подряд).
Всем принесли еду, все стали есть.
А он сказал: «Я не голоден» и смотрел, как мы едим. У меня кусок не лез в горло.
Я в принципе очень люблю есть за компанию, и редко ем одна. А тут после хорошей работы — дружное застолье, я такое просто обожаю.
Но я врезалась в голодный взгляд парня, и у меня пропал аппетит.
Он воспитывал в себе силу воли, но мое удовольствие спотыкалось об его голод.
Я могла не есть, но я была голодна.
Я могла его накормить, но голод — его осознанный выбор.
Я пересела на другой край стола, под предлогом, что мне дует, но это не спасло…
…
Однажды я шла по улице, в одной руке — зажата ладошка шаловливой дочери, которая все время норовит убежать, в другой — тяжелый пакет.
Мне навстречу бросился парень с флаерами, и стал протягивать бумажку с криком: «Новая парикмахерская за углом!»
Мне не нужна парикмахерская, мне не нужна бумажка, мне даже взять нечем, руки заняты. Я помахала головой. Но он был настойчив.
Не потому, что он плохой, а потому, что это — его работа. Ему платят за количество розданных флаеров, а я для него — тетка, которой жалко бумажку взять… Да еще и с непрокрашенными корнями (ну то есть мне сам Бог велел узнать про парикмахерские).
Я это к тому, что нарушение границ — это повсеместная история, и надо принять ее в разделе «дано» и учиться выстраивать границы, исходя из того, что их обязательно кто-то будет нарушать.
Переезжая в дождливый климат, люди берут зонты. Глупо гундеть на дождь, можно просто научиться жить счастливо в непогоду.
В Интернете — тоже сплошной час-пик.
Тут люди постоянно толкаются плечами аккаунтов, специально или не специально.
В раздел «не специально» попадают бестактные люди, люди, навьючивающие флаеры своего мнения, люди, голодными глазами глядящие на ваш минимальный успех, люди, дающие бесплатные советы и за спиной обсуждающие вас в негативном ключе, если вы этими советами не воспользовались…
Эти люди не плохие. Они просто не достаточно осознанны, чтобы понять, как их действия выглядят со стороны.
Ими движет желание сделать мир лучше.
Не весь мир, а свой мир.
Раньше я вступала в диалоги. Думала, надо людям объяснять, что они делают, открывать глаза.
Они поймут — и больше так не будут.
Например, мужчина мне пишет вежливо:
— Вы только не обижайтесь, Ольга, но рекламные посты вам писать не стоит, они выходят слишком дилетантские. Пишите про любовь, детей и мужа.
А я писала в ответ:
— Валерий, это крайне не корректный комментарий. Пожалуйста, в следующий раз замечайте нарушенные вами границы.
— В каком же месте он не корректный? — удивлялся Валерий. — Я вас не оскорблял, наоборот, дал ценный фидбэк…
— Валерий, не только открытые оскорбления нарушают границы.
Например, в первом предложении («вы только не обижайтесь») вы, сами того не замечая, указываете, что мне чувствовать. А это очень не корректно.
Это все равно, что я вам, Валерий, прикажу — наслаждайтесь моими рекламными текстами! — в то время как они вас бесят.
Во-вторых, вы даете мне совет, который я не просила, и даже если он ставит своей целью сделать меня лучше, я все равно его не просила.
Если вам, Валерий, нужно будет экспертное мнение в каком-то вопросе (ну, например, в починке машины), вы станете искать эксперта, а не станете хватать людей на улице и уточнять: «Что делать, если глохнет аккумулятор?»
Если у меня возникнет потребность оценить свои рекламные тексты, я пойду к авторитетным для меня в рекламе людям. А ваша экспертность для меня не очевидна, совет не востребован, а значит, ваше мнение не может быть ценным.
Очень некорректно указывать мне, как мне изменить свой блог, чтобы он оправдывал ваши ожидания. Хотя бы потому, что у меня есть еще сто тысяч человек с ожиданиями, противоречащими вашим.
Именно поэтому мой блог — это не фуд-корт, где каждый может сделать заказ того, что ему нравится, а ресторан авторской кухни, где кормят тем, что лучше всего удается шеф-повару. Вокруг миллион других ресторанов, если вам не нравится мой, проще всего не читать, пройти мимо, а не отчитывать шеф-повара за то, что сегодня он приготовил борщ, который вы не любите…"
Но валерии меня не слышат.
Ни один такой диалог не закончился «прозрением» читателя. Чаще всего он перерастал в холивар, и я вдруг ловила себя на мысли, что воспитываю взрослых людей.
А они давно не пластилиновые и часто застывают в своей правоте как мухи в янтаре.
Это все равно, что в толпе людей, несущих вас к эскалатору в час-пик, хватать людей за руки и объяснять им: «Толкаться не хорошо!»
Они толкаются не специально, а потому что толкают их. Или специально, но тогда они понимают, что это плохо и делают так, потому что им плохо самим, и это единственный способ уравнять жизненную несправедливость — сделать плохо всем.
Нельзя пройти в час-пик, никого не задев и не будучи никем задетой.
Можно не ходить.
Или ходить, но принять правила игры.
Час-пик, он такой.
Моя трехлетняя дочь, когда подпевает детской песенке «Антошка», поет:
— Тили-тили, трали-вали
— Это мы не проходили,
— Это нас не задЕвали)))
Я не могу изменить этот час-пик.
Я не могу приказать дождю прекратить.
Но я могу купить дождевик и резиновые сапоги, научиться не расстраиваться, обнаружив за окном ливень, и, главное, научиться защищать свои границы.
Возможно, мимо проедет кто-то по луже и обрызгает меня.
Я не могу просчитать каждую лужу.
Я могу лишь, не теряя настроения, бежать по этим лужам вприпрыжку к человеку, который ждет меня под большим зонтом, под которым хватит места на двоих…
Тили-тили, трали-вали,
Мы себе «зонты» купили,
Чтобы нас не задЕвали…