Благослови меня на осень,
на шорох листьев. Не молчи.
Ещё на блюде абрикосы
средь алычи,
ещё вечерняя прохлада
нова, чудна, тревожит чуть,
и, может быть, до листопада
мы как-нибудь
пойдём гулять демисезонно —
лениво, куртки нараспах.
А там — петуньи на газонах,
кофейни, шум… И на губах
дождей предчувствие и сладость
сомлевших перезрелых трав…
Но только с памятью нет слада,
её игра
совсем не знает светотени,
в ней свет, и зной, и звук цикад,
её горячие ступени
ведут назад,
где на тбилисской Руставели
платанам тесно в небесах;
и реки рвутся из ущелий
на дикий пляж; и на часах
стоят обветренные сейды —
деды, наперсники Плеяд;
и над степями жарко, медно
висит закат…
Но дремлет старый парк в Форосе,
и росы холодны с утра.
Благослови меня на осень,
пора…