Пространство после него не то что инеем чуть-чуть похрустывает — гейзерами исландскими бьет. А девочка вслед ему смотрит — руку, ту, что протягивала, к груди прижала. И такой заезженный жест стал свеж, как мир в день первый. Как никем никогда не совсем прочувствованное, не сделанное.

Разъехались все. Пленка кончилась, а не забирают. Слоняешься по сюитам. Бессонница. Дверь. Софа, камин, Герберт сидит, Франц лежит головой на коленях брата, глаза закрыты, в висках — музыка. Герберт в камин смотрит. По волосам гладит. Невероятно братски. Как всплеск из детства, когда девятилетний мальчик пятилетнего убаюкивает, без слов ему не жизнь
— лето одно обещая, солнце и блики. Цветы фиолетовые. А тот не обещания слышит — музыку. И то, как лежит — не отдых — ответ: «так и будет, брат. Так и есть». Рассвет синим мешается с оранжеватостью от огня.
Дыхание перехватило.

— Вы очень красивы. Не поймите плохо, я бы себе никогда не позволил… нравы, но вы… гипнотически красивы. Я просто посмотрю, как вы подметаете

— Значит, вы не потерялись?

— Потерялся, но… зато нашел вас. Не морщите лба. Я не флиртую, я… просто уверен, что каждая женщина имеет право знать, когда ею восхищены. Об это греют сердце, нет?