Я — собака. Мне 8 лет.
У каждой собаки должны быть мама и папа. Я знал это с самого рождения. Поэтому всегда их ждал.
Я родился там, где живет много собак. Все они — таксы. И я — такса. Когда я был еще щенком, меня, вместе с моими братьями и сестрами поселили к другим щенкам. И там я начал кушать другую еду, не молоко, как раньше, а творог и мясо с перловкой. И тогда я начал постоянно хотеть есть, потому что, когда приносили мясную кашу или творог, приходилось скорее бежать и отпихивать от миски других щенков, чтобы успеть схватить хотя бы кусочек. Я всегда успевал, но всё равно хотел есть. А один щенок никогда не успевал. Его почему-то оттесняли от миски, он падал и отползал в уголок. Тогда приходила женщина и забирала его куда-то, а когда приносила, он был сыт и сразу ложился и засыпал. В этой постоянной борьбе я всегда боялся, что мне не хватит еды.
Мне казалось, что там, откуда приходит женщина, еды много и за нее не нужно драться.
А иногда женщина приходила и говорила мальчику, который за нами ухаживал: «Хотят кобелька черненького посмотреть. Давай этого и… этого». Щенков уносили, и обратно возвращали только одного.
Я чувствовал, что того, который не вернулся, забирали мама и папа. Поэтому и я ждал, когда меня заберут, и там я никогда не буду хотеть кушать и драться около миски.
Однажды женщина пришла и сказала: «Приехали смотреть рыженького мальчика. Рыжий — один. Давай его сюда. Все равно пора отдавать. Ему полтора месяца уже. Потом труднее будет отдать».
Она взяла меня на руки, а я затаил дыхание и почему-то испугался. Я вдруг подумал, что она не знает моих маму и папу и отдаст меня совершенно другим людям.
Сердце от страха почти остановилось. Но когда меня вынесли и я увидел, я понял ЭТО — ОНИ!
Мама сидела на стуле, а папа стоял рядом. Я бросился к ним сразу, с радостным визгом, потому что не мог поверить своему счастью. Я узнал их, моих маму и папу! Мама взяла меня на руки, и я понял, что она тоже меня узнала. Она улыбалась и показывала папе, что я помещаюсь у нее на ладони. А папа робко гладил меня по голове и тоже улыбался. Наверное, он был рад за маму и за меня. Потом папа разговаривал с женщиной, а мама держала меня на руках, и мне было тепло и уютно, но я все равно хотел кушать.
Потом мы сели в машину, я прижался к маме, а папа почесал меня за ушком и сказал: «Едем домой» и мы поехали.
Я сейчас лежу, жду, когда с работы придёт мама и думаю о том, как много дней прошло с тех пор, как меня увезли от женщины, а яркая картина того, как я встретился с мамой и папой так и стоит перед глазами.
С тех пор я уже никогда не дрался за еду и никогда не хотел постоянно кушать. Потому что у меня есть своя миска, в ней всегда достаточно еды. Правда, я хочу кушать то, что кушают мама с папой, но мне не разрешают. Только иногда, когда я сильно порошу, мне дают немного мамапапиной еды. Она — вкусная. Намного вкуснее, чем моя. Но папа всегда говорит: «Ты — собака.» И показывает мне на мою миску. И я знаю, что я должен всегда кушать свою еду, а папину — только иногда.
В нашей семье — полный порядок. Мама ходит со мной гулять, а папа играет со мной в футбол дома. Мама стрижёт мне ногти, а папа сильно держит меня, чтобы я не вырвался. Мама дает мне таблетки и делает мне уколы, когда мне плохо и не хочется бегать и играть, а папа крепко держит меня и объясняет, что нужно «полечиться». В такие моменты мне кажется, что папа предатель, но когда это всё заканчивается, он гладит меня и успокаивает. И всё снова встаёт на свои места.
Когда мама или папа говорят: «Это — моя собака» или «Ты — умная собака», от слова «собака» я испытываю гордость, потому что собака — это действительно звучит сильно! Я — собака и я знаю своё предназначение. Я никому не позволю нарушить покой моих мамы и папы, потому что я их люблю. Наш огромный парк, где мы гуляем с мамой, не сможет вместить в себя любовь, которую я чувствую к моим маме и папе. Я всегда защищаю их, хоть они, порой, на меня за это ругаются.
Уже скоро с работы придёт мама, и мы пойдем гулять. Я подремлю ещё немного.
Прошлые картины проходят перед моими глазами: «Сколько ему лет?» — спрашивает маму подруга. Мама говорит: «Шесть». И смеётся и говорит: «Ты представляешь?!» Я не понимаю, почему мама удивляется.
Я — в больнице. Мама плачет. Папа аккуратно держит меня на руках, потому что у меня сильно болит спина. При каждом движении острая боль пронзает всё моё тело, и я кричу. Врач говорит слово «Операция», и я чувствую, как папа вздрагивает. Мне становится ещё более страшно, потому что папа боится, а значит ему грозит опасность. Но я не могу помочь ему, потому что я не могу двигаться. Мне больно.
Потом мама с папой уходят, а я остаюсь. И больше ничего не помню.
Очнулся только тогда, когда мама с папой снова появились. Мы едем домой. Я хочу лежать и не двигаться. Я не хочу кушать. Меня укладывают на мой диванчик, чтобы я, как сказала мама, выздоравливал. С тех пор прошло уже много дней.
Шум за дверью… Гав! Мама? Нет, это соседи пришли.
Я теперь не могу запрыгивать на стол, чтобы стянуть там что-нибудь вкусненькое. И не могу показать маме «суслика» и пройтись на задних лапах, как раньше, потому что задние лапы у меня не двигаются. Когда я бегаю по квартире за мячиком, мама смеётся и кричит: «Ну ты тюлень!», а папа бежит схватить мячик быстрее меня. Но я его всегда обгоняю, и ему приходится отнимать у меня мячик. Это очень интересная игра!
Гулять я хожу в специальной коляске. Я в ней лежу, перебираю передними лапами, и она меня слушается — стоп (как я хочу), вперед (снова по моему желанию), с бордюра-на бордюр. Раз-раз! Любую собаку догнать могу! Очень удобно!
Я вообще счастливая собака! Ведь маме с папой могли отдать какого-нибудь другого щенка, а меня — забыть. И не было бы этих восьми лет прогулок, игралок, догонялок, вкусняшек и моего сердца, переполненного любовью к ним, и моего восторга, когда я просто смотрю на них. Вся моя жизнь — это ОНИ. Да, мне очень повезло с моей семьёй.
Ключ поворачивается в двери… Это мама! Несусь навстречу ей, как тогда, в первый день встречи, как ежедневно все эти восемь лет! Пришла! Чмок-чмок! Вкусняшки! Гулять!
Заходит, смеётся: «Ты мой тюлень!», в руках — как всегда, куча пакетов, ноутбук… Кидает их на пол, чтобы поцеловать меня, одновременно закрывает дверь.
Приговаривает: «Привет-привет. Сейчас мама переоденется, и пойдём гулять. Ты, моя собака хорооошая!»
Всё-таки слово «собака» я люблю даже больше, чем своё имя. Собака — звучит сильно!
Мама звонит по телефону папе: «Да, я пришла, ухожу с собакой, буду около 9-ти. Как раз и ты подойдешь. Всё. Целую. Пока!» Быстро переодевается. Подскакивает к холодильнику, отрезает кусочек колбаски для меня. Мням, как вкусно!
Звонок в дверь. Гав! Не наш звонок, какой-то длинный. Тревожный. Гав!
Мама шикает на меня: «Тихо!» и бежит к двери. Открывает. Я чувствую сильнейшую угрозу, исходящую от открытой двери и понимаю, что там стоит человек. Чужой. Опасный. Мама!
Она падает под весом навалившегося чужого человека. Лай застрял у меня в горле. Злоба заволокла глаза: чужой, опасный человек навалился на мою маму, а она слабо пытается отбиться.
Вперед! Секунда!
Нога. Там есть место, сзади, чуть выше ботинка, куда можно впиться зубами и причинить боль человеку. Да! Пора! Мама — в опасности! Теперь можно кусаться!
Человек закричал, обернулся. Я — вне себя от злобы! Его огромный кулак опускается мне на голову. Красные круги, что-то течет и заливает глаза, вкус крови на языке… Когда-то в молодости я в лесу нашел птенца, вкус был такой-же…
Крик мамы. Человек выпрыгивает за дверь…
Я лежу и смотрю, как поднимается мама, подползает ко мне. Хочется спать…
…Огромная поляна в нашем парке. Я бегу за папой, который уносит мой мячик. Нужно догнать и отобрать. Папа видит что я настигаю его, смеётся и кидает мячик назад. Я подпрыгиваю, ловлю мячик на лету. Теперь его очередь догонять! Бегу назад, он — за мной. Мама кричит: «Какая же ты ловкая собака!» и хватает меня в объятия. Я целую её неистово. Подбегает папа.
Мы счастливы, потому что у нас в семье — полный порядок!
Я знаю свое предназначение. Я — собака.