Весна свалилась на голову как всегда — неожиданно. Грязно-серая, с корками осевших сугробов и жадно дышащими жирной землей проталинами. Домовой с ночи не отходил от окна. Подкинул сушеного шиповника и мяты в заварочный чайник — витамины, прикрыл блюдце с медом салфеткой от случайных пылинок.
Федор не приходил домой вторые сутки. Его обычные мартовские гуляния заканчивались всегда одинаково — тощий, свалявшийся и потерявший голос Федор, с безумным взглядом, падал на пол около блюдца и ел, не отрываясь и не понимая — кто он, где он. Потом баба Маня мыла его в тазу хозяйственным мылом и, впавший в наркозное состояние кот спал несколько суток.
А в этом году Федор умудрился связаться с плохой компанией — наглой и хитрой Вороной, которая подбивала его на разные гадости. Они вместе шлялись по помойкам, дразнили здоровых хозяйских собак, воровали что плохо лежит и дрались с другими котами. И никакие уговоры Домового не помогали — весна бродила в голове, как пузырьки от лимонада и лишала разума. Домовой очень переживал, вызывал Ворону на беседу, уговаривал оставить Кота в покое. Ворона театрально удивлялась, блестела хитрым глазом, хлопала жесткими лаковыми крыльями, и продолжала сбивать Кота с толку. Даже учила его курить, находя дымящиеся окурки в грязи — что уже совсем было недопустимо.
Домовой ночи не спал, хозяйство забросил — так переживал. Гоша его поддерживал, но сам был занят — у него появилась подружка, Феня — маленький бежевый паучок. Она обожала Гошу, ходила за ним по пятам и очень трогательно розовела брюшком, когда Гоша к ней обращался.
Вечером баба Маня звала с крыльца:
— Федя, Федя, киса-кис-кис!
Потом вернулась, ворча себе под нос:
— Другого заведу, сил уже нет… бандит какой-то — курицу соседскую подрал, лезет в чужие форточки и ворует, на меня шипит и царапается — что с ним вдруг случилось?
Попила чаю, взяла сумки и уехала к дочери в город с ночевкой, чтобы утром попасть в поликлинику.
И вот, на исходе ночи, Домовой вспоминал, как Федя появился в доме. Совсем маленький, с тоненьким хвостиком-карандашом, розовым носом и просвечивающий на солнце, как спелый одуванчик. Баба Маня спасла его от утопления в луже пьяным сторожем с фермы. Пожалела ребенка и забрала в дом. Домовой учил его пить из блюдечка, умываться лапой и укрывал ночью старым шарфом, который баба Маня постелила котенку у печки. В общем, стал кошачьей мамой. Жалел и потакал всем кошачьим прихотям. Теперь Федор вырос в огромного пушистого кота и, как сын-подросток, хулиганит и не слушается, заставляя родителей беспокоиться.
Домовой так расстроился, что стал промокать глаза краем бабы Маниного фартука, висящего на стуле. В углу, глядя на Домового, всхлипывал Гоша и плакала Феня, глядя на Гошу. Домовой взял себя в руки:
— Ну ладно, хватит, что-нибудь придумаем…
Утром явился Кот. Тяжело протиснулся в форточку, оставляя следы, прошел грязными лапами по столу (чего раньше себе не позволял), утер морду чистым кухонным полотенцем. От него пахло наглостью, помойкой и улицей, ухо было подрано, глаза возбужденно горели зеленым огнем. На морде постоянно в последнее время плавала косая ухмылка, как бы показывая, что ему на всех плевать. Он потянулся, и вразвалочку отправился к своему блюдцу. Оно было не просто пустое, но и перевернуто вверх дном. Такого за всю кошачью жизнь еще не случалось. Федор в недоумении потрогал блюдце лапой, ухмылка сползла с морды. Он повернулся к Домовому:
— А где… а что тут вообще происходит?
Домовой продолжал штопать носок, как будто не слышал. Федя еще пару раз окликнул — бесполезно, подошел и сел перед носом Домового. Домовой смотрел так, как будто никакого кота перед ним не было. Как на пустое место. Потом встал и, напевая себе под нос, пошел подметать пол. Федор забегАл вперед и заглядывал Домовому в глаза. Тот усердно гонял пыль, задевая веником кота. Отчаявшись дозваться Домового, Федор пошел в угол к Гоше, узнать — что происходит. Гоша с Феней заканчивали утепление угла густой пушистой паутиной. Федя стал задавать вопросы — его не замечали. Кот не знал, что думать.
Домовой закончил подметать, сел пить чай. Гоша с Феней тоже пристроились на краю вазочки с сушками.
— А мне чаю? — со слезами в голосе возмутился Кот.
Вместо ответа, Домовой задвинул под стол табурет — обычное Федино место — и продолжил вероятно начатый ранее разговор.
— Ну так вот. Жалко, конечно, Федора — но раз уж его нет, то баба Маня другого кота заведет. И тоже, говорит, Федором его назовет — в честь нашего, пропавшего. Наш-то теперь уличный, ему свобода дороже. Он теперь Воронина семья. Будет жить в гнезде, наверное, у помойки.
Гоша с Феней сочувственно кивали.
— Есть такое волшебство — как от своих отбиваешься, перестаешь их замечать, рвешь их сердце — так сам пропадаешь из их жизни. Становишься невидимкой. Ну да Федя сам решил…
Впечатлительный кот с воплем бросился к зеркалу, запнулся за ножку и так приложился о буфет, что отключился. Очнулся от воды — Домовой брызгал ему в морду из блюдечка. Кот вскочил:
— Я здесь! Я ваш! Я с вами!
— Ой, Федя вдруг появился! — натурально удивился Домовой —
Мы думали, что ты совсем пропал.
Федя торопливо кинулся к порогу — вытирать ноги, потом — к столу с мокрой тряпкой.
Баба Маня вернулась вечером из города. Ей в ноги кинулся кот — мурчал и терся об ноги.
— Нашелся, бродяга, соскучился! И я рада. Сейчас колбаски тебе отрежу.
Напротив окна, на заборе, гадко каркала ворона, подыскивая себе новую компанию…