Вы бывали когда-нибудь на блошином рынке? Интереснейшая штука, скажу я вам. Чего только не встретишь, гуляя по бесконечным его рядам.
Сначала кажется, что всё разложенное перед твоими глазами, никому не нужное барахло, место которому лишь на помойке. Но, если не смотреть на всё поверхностно, а проникать в самую суть вещей, то попадаешь в параллельный мир, живущий радостями, слезами и смехом неизвестных тебе людей. Ты их никогда не видел, но уже после нескольких прогулок по этому миру воспоминаний, вы становитесь хорошими знакомыми.
Олег часто гуляет здесь по выходным. Каждый раз, он обязательно находит нужную ему вещь.
Вот, Мария Валентиновна, торгующая антикварным фарфором. Она распродаёт наследство своих предков дорого и безжалостно. Они, судя по разговорам завсегдатаев, были очень зажиточными и знатными людьми, а их наследница, хоть и сохранила дворянскую стать, по своим повадкам напоминает обычную барыгу. Олег видит её на этом месте постоянно. Он улыбается, кивая даме, та машет в ответ рукой, не прерывая отчаянного спора с покупателем.
Мужчина, здороваясь, проходит по рядам.
У Олега небольшой антикварный магазин в очень хорошем месте. Он не торгует банальностями, этого площади не позволяют. Зато всегда выискивает что-то приносящее максимальную прибыль.
Он отмечает взглядом постоянных продавцов.
Вот Василий, торгующий разными сантехническими штуковинами, скорее всего ворованными с предыдущих мест работы. Антиквар в этом не разбирается, поэтому идёт мимо, не обращая на бывшего сантехника внимания. Василию он тоже не очень-то интересен.
Старичок, мимо которого Олег проходит, это — Лев Аркадьевич. Он торгует книгами, доход не очень велик, но здесь дядя Лёва, как все его называют, общается. Кроме огромной библиотеки и кота в жизни этого человека никого больше нет.
Олег кланяется пожилому интеллигенту, тот отвечает поклоном и скромной улыбкой.
— Простите, я спросить хотел, — неожиданно останавливает его букинист. — Вы ноты старинные берёте?
— Смотря какие, — честно отвечает Олег.
Ко Льву Аркадьевичу, одному из немногих на рынке, он относится с уважением. Несколько раз даже покупал у него книги, принесшие неплохой доход.
— В конце вон того ряда дамочка продаёт старые потрёпанные нотные записи. Говорит, что самого Вольфганга Амадея, понимаете? Возможно, лжёт, но может быть, и нет. За сами записи не ручаюсь, не специалист, но качество бумаги очень похоже по времени. У неё никто цены не спрашивает, не умеет она торговать. Хоть бы табличку написала, что ноты старинные, а то зажала бумажки в руках, никто и не видит, что там. Положение у неё, похоже, отчаянное. Может, вы ей чем поможете, чтобы и вам выгодно и ей не в убыток.
— Спасибо, я посмотрю.
С этими словами Олег Викторович отправился к указанному месту.
— Вы ноты продаёте? — спрашивает он у средних лет тётушки, одетой очень небогато и прижимавшей к груди несколько желтоватых листов.
Кажется, она стесняется того, что приходится стоять здесь и продавать то, что держит в руках.
Чаще всего такие люди не знают цены своему товару. Не единожды Олег скупал у них очень дорогостоящие безделицы почти даром.
Если учесть то, как ожили глаза женщины, когда Олег поинтересовался её товаром, стало ясно, купить можно будет за гроши.
— Это настоящие, — торопясь продолжает женщина, боясь, что Олег Викторович уйдёт. — Мой муж случайно приобрёл на таком же рынке, только в Австрии. Он тогда тоже небедным был, мы хорошо жили. Даже проверял на подлинность у знакомого специалиста. Тот подтвердил, что это Моцарт… Впрочем, не важно. Купите, пожалуйста.
— Ну, — начал привычный торг антиквар, — документов у вас, как я понимаю, нет?
— Нет, муж советовался с приятелем, хотел потом всё оформить, но не успел.
— Значит, нет у вас ничего, — констатировал Олег.
— Вы можете сами провести экспертизу, потом вычесть из цены, — хваталась за соломинку женщина.
Видно было, что она ничего не понимала ни в антиквариате, ни в торговле.
— А если вы меня обманываете? Деньги на ветер?
Женщина, опустив взгляд, вздохнула.
— Могу дать три тысячи, — перешёл в наступление антиквар.
— Долларов? — почти радостно воскликнула она.
— Рублей, моя дорогая, рублей. И то, лишь жалея вас. Никто ноты сейчас не покупает, скажу честно, они и мне не особо нужны. Если вы продавать не хотите, то я, пожалуй, пойду.
Он сделал шаг в сторону.
Дамочка чуть не ухватила его за рукав, но вовремя отдёрнула руку.
— Двадцать. Дайте двадцать тысяч и забирайте. Мне ребёнка кормить нечем.
— Милая моя, у всех дети. Я ведь тоже не богач. Последняя цена — пять тысяч. Я так понимаю, вам и этой цены никто не даст. Думайте, только быстро, мне уже пора.
— Хорошо, — чуть не плача от отчаяния восклицает она, вспоминая, как ходила по антикварным магазинам и ломбардам, там даже не смотрели на то, что предлагала, только издевались, спрашивая, не завалялись ли заодно ноты Баха или Шуберта. — Забирайте. Будьте вы прокляты!
Последние слова прозвучали совсем тихо, но он расслышал каждый звук, мысленно рассмеявшись, отсчитал пять тысяч и забрал листы с нотами, быстро спрятав их в сумку.
Прошло полгода.
— Заберите эти ноты, вот сертификат, это Моцарт, подлинник, они стоят очень дорого. У меня ничего ценного кроме них не осталось, — почти рыдая, говорил Олег Викторович. — Вы забрали всё. Оставьте мне жизнь!
— Ты не покроешь долг, только процентами набежало столько, что тебе и не снилось, ноты твои и так уже наши!- уверенно заявлял крепкий парень, похожий на спортсмена, забирая у него бумаги и поглядывая на лоснящегося, словно сытый кот, человека, наблюдавшего за всем, но не вмешивающегося.
— Я принесу ещё, я найду.
«Кот», взглянув на сертификат, приложенный к бумагам, сделал знак рукой, разрешающий отпустить антиквара.
— Найдёшь, конечно, куда же ты денешься. Пока иди, приедешь сюда в конце недели, с деньгами, тебе позвонят, — усмехнулся «спортсмен».
Они уехали, а Олег Викторович побрёл в сторону города, повторяя: «Будьте вы прокляты!»
Он не знал, что точно такие же слова в 1791 году в отчаянии произнесла жена Вольфганга Амадея Моцарта, Мария Констанция Чечилия Йозефа Иоганна Алоизия, когда за бесценок продала его ноты хитрому барыге, знавшему их истинную цену.