— Я никогда не буду тебя любить, — холодно говорила его новая человеческая мама.

Щенок чувствовал этот холод и пытался заглянуть в её моментально покрасневшие глаза.

Он не понимал, почему тёплые руки не хотят гладить его, ведь это могло бы немного успокоить, сейчас, когда ему так нужна ласка, когда рядом нет родной мамы, язык которой тоже был тёплым и таким же мягким, как пальцы этой женщины.

— Собака, вот твоя миска, — сказала она, и её голос снова не отразил никаких эмоций.

Секунду помолчав, добавила:
— А вот лежанка.

Мясо из супа, лежавшее в миске, пахло чудесно, но малыш, прежде чем есть, ещё раз взглянул на женщину. Она — человек, люди совсем не такие, как собаки, но они большие и сильные, а значит, этот мир принадлежит им.

Маленькому положено прислушиваться и подчиняться, она хозяйка в этом доме, и теперь его мама.

Глаза женщины казались совершенно равнодушными.

— Наверное, кушать нельзя, — подумал он, — знаков одобрения не было.-Возможно, хозяйка положила это для себя. Значит нужно держаться. Нельзя, нельзя, — повторял он себе.

Но она отошла и явно не собиралась возвращаться, а пахло вкусно и есть очень хотелось.

Малыш тихонько заскулил.

— Ешь, — послышался голос сверху.

Новая мама наклонилась и подвинула его к еде, тихонько ткнув в миску носом.

Это уже было что-то.

Пусть не одобрение, но приказ, а поскольку он обязан слушаться, то долго уговаривать карапуза не пришлось.

Через несколько минут совершенно круглое создание покатилось искать то место, которое ему показывали, как лежанку.

По пути колобок приостановился и, присев, сделал на линолеуме небольшую лужицу.

Обычно после этого собака, чьим ребёнком он был, ласково вылизывала его нежное розовое пузико, отличающееся особым щенячьим ароматом, который невозможно спутать ни с каким другим. Сейчас этого не произошло.

Женщина поворчала, вытерла тряпкой пол и, приподняв его за шкирку, отнесла на лежанку.

Ночью малыш плакал во сне.

Там к нему приходила мама, такая родная, тёплая, пахнущая молоком, а потом ушла. Он бежал следом, скулил, но она не оглянулась.

Через секунду что-то подняло его над землёй, и карапуз оказался на облаке. Оно вдруг закапало солёным летним дождём, щенку даже показалось, что немного поскулило вместе с ним, а потом, когда он успокоился, зарывшись во что-то мягкое словно пух, облако нежно погладило по его голове, будто бы лизнуло, и осторожно опустило на лежанку.

Утро прошло в изучении нового жилья и, самое главное, прогулки.

На груди и между лап прицепили странное приспособление, оно и привязанная к нему длинная верёвка не давали далеко убегать за огромными жёлтыми листьями, летевшими откуда-то с неба, но зато ему позволили остановиться и понюхать собачьи метки. Собак прошло не мало, но это были чужие собаки, запаха мамы там не оказалось.

Щенок загрустил, и его унесли домой.

Именно унесли.

Подхватили, словно порыв ветра листья, с которыми он играл и, болтая лапами в воздухе, он парил будто птица, до самой ванной, где лапы тщательно вымыли и вытерли чьей-то мягкой шкурой, которую хозяйка дома назвала полотенцем.

Вкусная еда немного улучшила настроение.
Но его попытки поиграть с новой мамой пресекались моментально. Она почти грубо отодвигала его рукой, говоря, что он ей не нужен, но раз уж подарили, то терпеть друг друга им придётся.

Единственное, что радовало, так это каша с мясом в миске, прогулки и облако, появлявшееся ночью, в его тревожных снах.

Оно позволяло пригреться в своём мягком тепле, оно гладило, ласкало его круглый животик, как когда-то родная мама, иногда даже шептало что-то, но очень тихо, будто шуршали сухие листья за окном. Малыш не мог разобрать слов, зато этот шелест успокаивал, и он крепче засыпал.

Вскоре он научился делать все «свои дела» на улице, узнавать встречающихся по дороге собак, ждать новую маму у порога, радоваться, когда она приходит откуда-то, пахнущая машинами и другими людьми.

Хотя она говорила, что не станет его любить, но он всё равно без неё скучал, а её голос постепенно делался добрее, и глаза, перестали краснеть при каждом взгляде на него.

На улице становилось холодней, иногда с неба летели белые крупинки, которые попав на язык, становились водой.

Однажды к хозяйке дома пришла подруга.

Щенок недоверчиво встретил в доме постороннего человека.
И не зря.

Это он понял после того, как чужие руки подхватили его, и лицо незнакомки стало тыкаться в его нос, а холодные пальцы хватать тёплый живот. Неприятный чужой запах и голос раздражали, неожиданно даже для себя, малыш зарычал.

— Какой он у тебя дикий, — не отпуская щенка, произнесла гостья.

— Инна, поставь его на пол, это не игрушка, — обычным холодным тоном произнесла человеческая мама.

С ней, такой строгой, не посмел бы спорить никто.

— А ты, марш на место! — было сказано уже щенку.

Дважды повторять не пришлось.
«На место!»
Эта команда сейчас прозвучала ласковой мелодией, и он вприпрыжку рванул к лежанке.

— Новая мама не сердитая, — вдруг понял щенок, — она справедливая.

— Строга ты с ним. Когда ты сюда перебралась, я думала, со всей этой канителью, переездом и прочими заморочками, отвлечёшься. Так и не смогла забыть? — спросила та, кого называли Инной.

— Идём на кухню, мне нужно с тобой поговорить, у нас похоже график отпусков срывается из-за болезни Анны, и ещё кое-что нужно решить, посоветоваться с тобой хотела, — вместо ответа позвала её с собой хозяйка дома.

Через какое-то время, после ухода гостьи, щенок осторожно подошёл к новой маме.

В нос ударил неприятный немного сладковатый запах, похожий на запах испортившихся фруктов.

— Не обижайся, малыш, — вдруг, слегка растягивая слова, произнесла женщина, ставшая его мамой. — Ты — умница. Вон как на Инку сегодня зарычал, мой будущий рыцарь, защитник. Как тебе имя Ричард Львиное Сердце? Буду звать тебя Рич.

Она ласково погладила щенка по голове.

Однажды он уже чувствовал такое прикосновение, но вспомнить не успел, не до того было, ему дали кусочек курицы, а от еды отвлекаться нельзя. Это быстро усвоилось с первых дней жизни, когда стоило упустить сосок матери, как к нему прицеплялся кто-то из сестёр или братьев, а найти новый, расталкивая лапками их тяжёлые попы, оказывалось совсем не просто.

Рич рос.

Его хозяйку хвалили все, кто гулял со своими собаками.
— Вы отлично дрессируете собак, кажется, что он понимает вас с полуслова, — говорили люди.

После этого она обычно, проронив сухое «нам пора», уводила его домой.

Ольга, так звали хозяйку Рича, только теперь поняла, что чрезмерная любовь быстро портит любимых, не важно щенят, детей, мужчин, котят или друзей… Вообще всех.

Она, неожиданно для себя, привязалась к собаке, понимая, что Ричард был её спасательным кругом в трудный момент. Сейчас эта привязанность выросла из необходимости в самую настоящую дружбу.

Рич же, не зная людского выражения «клин клином…», понял, что до него у его Оли был кто-то ещё, возможно, другая собака, или кот, или даже человек. Боль от утраты до сих пор живёт в её сердце, но потихоньку стирается это горькое чувство его любовью, ведь мамы глаза стали добрее, изменился даже голос.

Он наконец-то сообразил, что именно она была тем мягким облаком, которое успокаивало его по ночам, баюкая на мягких коленях, около года назад.

Она постепенно помогла ему забыть дом, где он родился, и тот стал чем-то вроде далёкого прошлого, в которое не вернуться, а потому и страдать о нём не было смысла. Понял, что без своей Оли жить уже не может, не хочет. Она для него давно не просто человеческая мама, самый настоящий бог, а по совместительству ещё и лучший друг, который никогда не даст в обиду.

Они нечаянно оказались очень нужны друг другу, хотя и поняли это не сразу.