На Соловках баронесса первая вызвалась ухаживать за больными тифом каторжниками, а, заразившись, отказалась от «больничного», чтобы ещё два дня (до смерти) успеть помочь.
«К революции отношусь с благодарностью»: фрейлина трех цариц Наталья Фредерикс
Фредериксы
Род Фредериксов известен с XVIII века. Основатель фамилии был банкиром императрицы Екатерины II, которая за честную службу (а это очень ценила немка-императрица в своих служащих) наградила его титулом барона.
Святая исповедница Наталья Фредерикс родилась 8 июля 1864 года года в имении Знаменовка (сейчас Донецкая область). Отец — гвардии полковник, двоюродный брат Владимир Фредерикс при Николае II стал министром императорского двора и был одним из немногих, кто не покинул царя после отречения.
В юные годы Наталья была представлена ко двору и принята во фрейлины. Но она очень любила свое имение и, чуть только теплело, спешила с фрейлинской службы домой. В имении строила новый храм, больницу и школу для крестьян.
В 31 год учредила Крестовское благотворительное общество. С 1914 года по март 1917 года как сестра милосердия уже немолодая баронесса ухаживала за ранеными, помогала во время операций в Царскосельском лазарете.
Замуж не пошла, по некоторым свидетельствам, приняла тайный монашеский постриг (точных сведений нет).
После революции (1919−1922) Наталья Модестовна работала библиотекарем в Педагогическом институте дошкольного образования. Когда уволили за титул и фамилию, занималась с детьми на дому. Была прихожанкой Сергиевского собора на Литейном, продавала просфоры.
Освобожденная от «имущественных и светских пут»
Первый раз Наталью Модестовну арестовали 11 июля 1919 года за то, что была баронессой. Полгода она провела в подмосковном лагере. Второй арест в 1924 году за «активную церковную деятельность на приходе» закончился Соловками.
Во время допроса бывшая баронесса, стараясь уберечь от подозрений родных и знакомых, говорила: «Родственников близких никаких не имею. Знакомых, с которыми бы постоянно виделась, не имею. Я очень занята делами по Сергиевскому собору и поэтому никуда не хожу и ко мне никто не ходит».
На вопрос об отношении к власти Натальи Фредерикс отвечала: «К советской власти отношусь безразлично. К революции же с благодарностью, так как она освободила меня от имущественных и светских пут, от которых самой трудно было бы отказаться. Теперь я всецело могу быть в Церкви».
На вопрос о политических убеждениях: «Никаких, политика для меня не существует».
«Трудись по-нашему!»
Основными видами женских работ на Соловках были работа в прачечной, в канатной мастерской, на торфоразработках и на кирпичном заводе. «Кирпичи» (формовка и переноска сырца) считались самым тяжелыми.
Чтобы избежать «кирпичей», женщины пытались правдами и неправдами уговорить лагерное начальство. Те, кому не удалось, после двух-трех месяцев работы на заводе навсегда подрывали здоровье.
Баронесса Фредерикс ни о чем не просила лагерное начальство.
Бывшей фрейлине на «кирпичиках» пришлось тяжко: мало того, что приходилось таскать двухпудовые мешки с кирпичами-сырцами, так еще и уголовницы злорадствовали: «Эй, баронесса! Фрейлина! Это тебе не за царицей хвост таскать! Трудись по нашему!»
Враждебное, даже жестокое отношение к ней было в лагере не редкостью. Пожилую женщину старались унизить и оскорбить, — завидовали ее прошлому, точнее тому, что представляли о ее прошлой дворцовой жизни.
Но Наталья Модестовна как человек, прошедший школу дворцового этикета, умела держать себя в руках.
Безостановочная пытка
О том, что женщинам на Соловках приходилось труднее, чем мужчинам-заключенным, писал Борис Ширяев, отбывавший заключение на Соловках одновременно с Натальей Фредерикс. И дело было не только в действительно каторжном физическом труде, никакой женской натуре не подходящем, но и в самих условиях жизни.
В один женбарак селили женщин самого разного социального происхождения. Много было уголовниц.
Аристократки, кавалерственные дамы и фрейлины жили и работали вместе с наркоторговками, контрабандистками и притонодержательницами.
Выход из барака без разрешения запрещался. Для 65-летней баронессы жизнь в женском бараке была сравнима с безостановочной пыткой.
О том, как приходится на каторге «человеку из общества», говорил в свое время и Достоевский, из личного опыта: «Простолюдин, идущий на каторгу, приходит в свое общество, даже, быть может, более развитое. Человек образованный, подвергшийся по законам одинаковому с ним наказанию, теряет часто несравненно больше него.
Он должен задавить в себе все свои потребности, все привычки; должен перейти в среду для него недостаточную, должен приучиться дышать не тем воздухом… И часто для всех одинаковое наказание превращается для него в десятеро мучительнейшее…»
«Если для хозяйки кронштадтского портового притона Кораблихи быт женбарака и его среда были родной стихией, то чем они были для смолянки, родной стихией которой были ближайшие к трону круги?» — вспоминал о баронессе Фредерикс Борис Ширяев.
Что такое хорошие манеры
Возможно, это только и узнается на каторге. У трона, помещицей в своем имении, и здесь, в женбараке, Наталья Фредерикс была одной и той же — собой. Ко всем окружающим относилась доброжелательно, независимо от того, кто перед ней находился — аристократка или воровка.
Себя в новой обстановке ей искать не пришлось, она давно нашла себя — как человек, для которого нет «плохих людей», есть только несчастные.
Умея уважать себя (или имея чувство собственного достоинства), баронесса умела и уважать каждого человека, была способна видеть достоинство каждого — просто как создания Божиего.
Вечером, после изматывающего трудового дня баронесса подолгу молилась перед маленькой иконой в своем бараке.
Стоя на коленях, фрейлина трех императриц просила у Господа не облегчить ее участь, а дать силы и терпение на то, чтобы нести свой крест безропотно.
Почетная выборная должность уборщицы камеры
Но однажды отношение каторжанок-сокамерниц к баронессе Фредерикс изменилось.
Помогло назначение бывшей фрейлины на почетную выборную должность уборщицы камеры. Выборы прошли быстро, хотя раньше каторжницы кулаками боролись за это «теплое» место: уборщица следила за порядком в помещении, носила дрова, воду, топила печь. Работа была не тяжелой, но требовала известной аккуратности и ответственности.
Староста камеры спросила у собравшихся женщин, кого они хотят в уборщицы. Некая уголовница Сонька Глазок, раньше встречавшая Наталью Фредерикс в штыки, язвительно выкрикнула: «Баронессу! Кого, кроме нее? Она всех чистоплотней! Никакой неприятности не будет…» (Неприятности случались, когда за грязное состояние камеры наказывались все ее жительницы).
Для фрейлины трех императриц такое назначение было милостью в сравнении с тасканием кирпичей. А весь коллектив барака предложение Соньки поддержал.
Как установить контакт с женщинами
Когда Наталья Модестовна стала больше времени проводить в камере, к ней начали обращаться женщины с вопросами: как лучше пользоваться косметикой и вообще как ухаживать за собой, чтоб сохранить красоту? Баронесса охотно рассказывала, о чем знала.
После того, как женский контакт был установлен, стали подниматься и общечеловеческие темы.
Борис Ширяев вспоминал: «Влияние баронессы чувствовалось в ее камере все сильнее. Это великое таинство пробуждения Человека совершалось без громких слов. Вероятно, и сама баронесса не понимала той роли, которую ей назначено было выполнить в камере каторжного общежития. Простота и полное отсутствие дидактики ее слов и действий и были главной силой ее воздействия на окружающих».
А на Страстной неделе 1925 года почти весь женский барак, уборщицей которого была баронесса Фредерикс, исповедался и причастился у местного лагерного батюшки, которого изобретательные каторжанки тайно провели в здание соловецкого «театра» и спрятали в костюмерной. Священные Дары батюшка пронес в солдатской кружке.
Добровольцы по уходу за тифозными
В начале 1926 года на Соловках началась эпидемия сыпного тифа. Не хватало сестер милосердия.
Начальница санитарной части М.В. Фельдман понимала, что в приказном порядке назначение женщин на эту должность равносильно смертному приговору.
Она пришла в женбарак и предложила добровольцам по уходу хорошее жалованье и дополнительный паек. Женщины стояли молча.
В этот момент в камеру возвратилась баронесса с дровами на руках. Узнав, в чем дело, Наталья Модестовна сразу же предложила свою кандидатуру.
Фельдман поинтересовалась ее образованием и опытом работы. Бывшая фрейлина ответила: «Я работала три года хирургической сестрой в Царскосельском лазарете». Начальница санчасти уточнила: «Как ваша фамилия?» Наталья Модестовна назвалась «баронессой Фредерикс», а та же неуемная Сонька Глазок воскликнула: «Баронесса…»
Только в этот раз Сонька произносила титул не язвительно, а с уважением. И записалась, вместе с еще несколькими женщинами, вместе с баронессой ухаживать за больными в сыпнотифозный барак.
В женбараке, кроме баронессы Фридерикс, было немало представительниц высокого сословия. Они общались между собой на французском языке, сторонились окружающих женщин, и очень много говорили о христианстве. Никто из них в добровольцы к тифозным не записался.
Последнее служение
Наталью Модестовну назначили старшей милосердной сестрой. В этой должности у нее была возможность больше руководить и меньше ухаживать за больными самой. Но баронесса этой возможностью не воспользовалась.
Тифозные больные лежали на полу на древесных стружках. Эту пропитанную нечистотами подстилку сестры должны были постоянно сменять. Баронесса ухаживала за больными день и ночь. Ее работа не была самоотверженным порывом. Она была простым следствием всей ее жизни.
Наталья Модестовна и почти все сестры-каторжницы очень скоро заразились тифом и заболели.
«Два-три дня я еще смогу служить Ему…»
28 марта 1926 года начальница санчасти заметила на шее и руках сестры Фредерикс характерную сыпь. «Идите и ложитесь в особой палате… Разве вы не видите сами?»
Наталья Модестовна ответила: «К чему? Вы же знаете, что в мои годы от тифа не выздоравливают. Господь призывает меня к Себе, но два-три дня я еще смогу служить Ему…»
М. В. Фельдман обняла Наталью Модестовну, а позже говорила: «Мне хотелось тогда перекрестить ее, как крестила меня в детстве няня. Но я побоялась оскорбить ее чувство веры. Ведь я же еврейка».
Наталья Модестовна умерла 30 марта 1926 года, прямо во время своего утреннего обхода больных.
Прославление и реабилитация
В 1981 году Архиерейский Собор Русской Православной Церкви Заграницей прославил Наталью Фредерикс как исповедницу в Соборе новомучеников и исповедников Российских.
Прокуратура Санкт-Петербурга реабилитировала Наталью Модестовну Фредерикс 10 ноября 1991 года.
Память об исповеднице Наталье Модестовне Фредерикс жива на ее родине в Знаменовке, о ней помнят на Соловках, в Москве, Санкт-Петербурге, Америке.
…
Ксения Орабей
При подготовке статьи большую помощь оказал помощь протоиерей Алексий Попов (клирик Николаевского храма в селе Петровка-2 Александровского района Донецкой области).