— Вот если б твоя Арбатская не канула в Лету, а стала б знаменитой, как Мадонна…

— Мадонна! Скажешь тоже, — Владимир Петрович скептически усмехнулся и покачал головой.

— Ну не Мадонна, — Константин Николаевич отмахнулся, — Пусть — как Пугачева… Или как Ёлка хотя бы…

— Кто? — удивленно поднял бровь Баранов.

— Ну такая, с башней на голове, как у нашей русички, помнишь? «Завтра в семь двадцать две, я буду в Борисполе Сидеть в самолёте и думать о пилоте…» — безбожно фальшивя запел Волков.

«…Чтобы он хорошо взлетел и крайне удачно сел Где-нибудь в Париже…» — подхватил Владимир Петрович, прикладывая палец к губам и указывая глазами на дверь дочкиной комнаты.

«…а там ещё немного и — Прова-а-анс!» — закончили они в унисон почти шёпотом.

— Ну и что? При чем тут моя Фёкла?

— А при том! Как думаешь, кто-нибудь стал бы дразнить тёзку знаменитости?

— Ага, сравнил! Кто ж в здравом уме дочку Ёлкой назовет? Это ж псевдоним, не иначе!

— Дурак ты, Вован! Фёкла Арбатская — это тоже псевдоним. На самом деле она Танька какая-нибудь, Маринка, Ленка… Да и фамилия… Вот ты знаешь, кто такая Алла Агеева? — спросил Константин Николаевич, заметив тень недоверие на лице друга.

— Нет…

— А Маша Распутина?

— Да кто ж ее не знает? — поморщился Владимир Петрович, наконец уразумев, о чем толкует приятель. — Да какая разница? Про Арбатскую все равно никто не помнит.

— Ну и ладно! Нужно найти какую-нибудь другую Фёклу знаменитую.

Мужчины замолчали, тщетно копаясь в недрах своей памяти.

— Что приуныли, мальчики? — Тамара Сергеевна как солнышком, озарила комнату своим оранжевым халатиком. Большой поднос, покачиваясь, поплыл к столу. — Вот, картошечка горячая, пирожочки с мясом… У вас тут, поди, остыло уже все…

Она поставила перед «мальчиками» глиняную миску с дымящейся жареной картошкой, другую со свежеиспеченными пирожками, сменила мужчинам тарелки.

— Не выходила Фёкла-то? — Мужчины отрицательно помотали головами. — Уснула, наверное…

Бабуля на цыпочках подошла к закрытой двери внучкиной комнаты и осторожно нажала на ручку. Та не поддалась.

— Снова не поужинала! — посетовала Тамара Сергеевна, возвращаясь за подносом с грязной посудой. — К лицу, опять же, бодягу приложить надо. Как она завтра в школу пойдет с таким синячищем!

— Как обычно, — хмыкнул Владимир Петрович, — в первый раз, что ли?

— Ой, Вова! Ну что ты за папаша такой? Она же девочка!

— Угу… — промычал Владимир Петрович, отправляя в рот сразу добрую половину пирожка. — А она са… сама-то… в курсе… что… это самое… — девочка?

— Ох, ну что с вами со всеми делать?! — развела руками тёща.

— Водочки, Тамара Сергеевна? — Константин Николаевич наблюдал за семейной сценой, размышляя о превратностях судьбы.

— Давай, — расстроенная Тамара Сергеевна снова опустила на стол взятый было поднос, — только чуть-чуть…

— Тамара Сергеевна, а Вы не знаете какую-нибудь известную личность по имени Фёкла? — поинтересовался Волков у женщины. — Актрису там, певицу, модель, спортсменку, может быть…

— Известную? — Тамара Сергеевна задумчиво потеребила край фартучка. — Нет, не припоминаю… А зачем это?

— Чтоб ваша Феклуша знала, что у нее знаменитая тезка есть. С гордостью имя носила, а не стеснялась.

Все снова задумались, силясь припомнить хоть кого-то, но тщетно.

— Может, в интернете посмотреть? — спросил наконец Владимир Петрович. — Только компьютер у Лушки в комнате…

— Верно! — спохватился Константин, вытаскивая большой, плоский как камбала, телефон. — Не надо компьютер…

Он повозил пальцем по сенсорному окошку, бормоча под нос какие-то морские ругательства — к этому новому чудо-гаджету Волков еще привыкнуть не успел.

Тамара Сергеевна и Владимир Петрович замерли в ожидании, с трепетом наблюдая за манипуляциями толстых узловатых пальцев. Казалось — одно неловкое движение, и экран треснет, как первый осенний ледок под гусеницами трактора.

— Черт! Ничего подходящего! Некая Фёкла Беззубова — народная сказительница, да Фёкла Толстая — журналистка и телеведущая. Но она на самом деле — Анна, — добавил Константин, заметив, как встрепенулся Баранов. — Есть еще какие-то Теклы… Но подозреваю, что это не вариант…

— Жаль…

— Хорошая новость: Луша — это не Феклуша. Это Лукерья. Так что с «клушей» можно справиться.

— А как же теперь Лушеньку… вернее, Феклушеньку называть? — растерянно спросила бабушка.

— Э… Феня, — смутившись, ответил Константин Николаевич, подумав про себя, что хрен редьки не слаще.

— Иди ты, Волков! — рассердился Владимир Петрович, и понуро потянулся к почти опустевшей бутылке.