Я стою на давно не стриженной лужайке и смотрю. Дом постарел, стал изрядно обшарпанным, но он все еще такой, каким сохранился в моей памяти.

Хотя нет… Что-то изменилось.

Возле двери больше не стоит деревянная корзинка для молочника. Она там всегда стояла — сколько я себя помню. И розовый куст в кадке у крыльца… Он совсем засох.

Мама… Жаль, что я больше никогда тебя не увижу. Я не успел… Этот чёртов новый доктор! Он ни за что не желал меня отпускать! Он говорил: «Мистер Найкин, вам запрещено покидать пределы клиники.» Он даже запер меня в палате! Он всегда запирает меня в палате, когда не в духе. Глупец! Я провёл в клинике лет больше, чем он живет на этом свете. Я знаю ее как собственный дом!

Дом… Мой взгляд скользит по темным окнам, забранным ставнями. Я очень скучал по нему. И по маме. И по Тони.

Тони… А он скучал по мне? Конечно же скучал! Так же сильно, как и я. Он же мой брат! Жаль, что он не мог навестить меня в клинике. Только мама… Старик Роджерс позволял ей приезжать чаще, чем это было предписано судом. И она всегда приезжала. Привозила мой любимый яблочный мармелад и тыквенные булочки с корицей… Рассказывала о том, что происходит в Мелфисе. Мне это было не слишком интересно, но ей очень хотелось поболтать. И я слушал. И даже задавал вопросы — про старую Мэдди, про Роуз, про других соседей… Только про Тони мы никогда не говорили. Да…

Зато с доктором Роджерсом про Тони я мог болтать сколько угодно! Он всегда внимательно меня слушал и даже что-то записывал в толстый коричневый блокнот. А иногда он предлагал мне писать письма — маме, Роуз, и Тони тоже… И сам отправлял эти письма. Мама всегда отвечала на мои письма. Она даже сказала, что хранит их в старой жестяной коробке из-под печенья. Надо будет ее найти…

Роуз пару раз мне тоже написала. Но это было еще до того, как она вышла замуж за этого задаваку Гарри Попликейна и родила пятерых детей. Мама говорила, что Роузи ужасно растолстела, а Гарри так и не стал адвокатом — продает подержанные автомобили. Неудачник!

Интересно, Роуз испугается или обрадуется, когда мы с ней встретимся? Я оглядываюсь — дом моей бывшей девушки стоит прямо через дорогу. Хм… Выглядит он весьма недурно… Большой, слегка покачивающийся на ветру фонарь выхватывает из темноты массивную дверь над высоким крыльцом, аккуратно вымощенную дорожку и бордюрчик из низко подстриженных кустов.

Ну да… Папаша Роуз наверняка оставил ей неплохое наследство. Да и Попликейны никогда не слыли бедняками…

Легкое дуновение ветерка доносит до меня сладкий аромат свежей выпечки. Рот тут же наполнился слюной. Кондитерская на соседней улице! Как я мог ее забыть? Мы бегали туда с Тони перед школой, чтобы купить большое кремовое пирожное, похожее на башню. Денег хватало только на одно… И мы договорились есть их по очереди: сегодня я ем крем, а Тони слоеную корзиночку, а завтра — наоборот, крем достается Тони. Неужели они до сих пор готовят эти пирожные? Я б с удовольствием съел парочку… В животе заурчало. Надо было купить какую-нибудь еду на станции. Но я боялся, что не хватит денег на билет. Эти цены… Они сильно поменялись за прошедшие тридцать с лишним лет.

Тони… Мысли снова переключаются на брата. Каким он стал? Мы не виделись долгие годы. Говорят, что близнецы остаются очень похожими всю жизнь, даже если разделены многими милями. Носят одинаковую одежду, выбирают похожих девушек, заводят собак одной породы… Я усмехаюсь. Может и правда… Но только это не про нас с Тони. В клинике не очень-то свободный у тебя выбор, приятель. А Тони… Даже не знаю… Есть ли у него какой-то выбор? Может он просто застыл, как мошка в прозрачном камушке… Забыл, как называется. Такой, знаете, как мёд. Я однажды видел у одной дамы из благотворительного общества. У нее кулон на шее был — большой, без оправы. А в нем — жук. Да-да, самый настоящий! Только мертвый. Я хотел посмотреть поближе, но санитары… Они такие здоровенные и сильные! Доктор Роджерс потом долго мне объяснял, что нельзя пугать старых дам и вообще посетителей.

Подумаешь! Всего-то хотел — рассмотреть… Но пришлось пообещать не приближаться к гостям, глядеть только издали. Иначе доктор не будет отправлять письма Тони.

Интересно, а Тони хранит мои письма? Я ему все-все рассказывал! И про сны, и про интрижки этих похотливых санитаров… Нет, меня они не трогали… Да. После того, как я едва не откусил одному… Ну вы понимаете… Историю замяли. Того малого я больше не видел… Не знаю, откуда Роджерс про все узнал. Лично я — молчал. Неприятно, знаете ли, когда на тебя смотрят, как на дешевую шлюшку. Но с тех пор со мной обходились вежливо. Очень вежливо…

Начало накрапывать Пора было идти в дом. Но я все еще не могу сдвинуться с места. Что я там найду? Столько лет я не переступал порог родного дома! А вдруг Тони обиделся? Я ведь обещал, что всегда буду рядом. Но они… Они не дали мне сдержать свое обещание. Они выставили меня лгуном! И перед кем? Перед родным братом!

Я пытался… Пытался объяснить Тони в письмах, что не виноват. Видит бог, не виноват! Но захотел ли он мне поверить? Может он вообще не читал моих писем? Просто рвал, и все! Я видел, как полоумная Хильда рвет письма от своего мужа. Она их никогда не читает. Садится в кресло у большой пальмы и начинает отрывать малюсенькие кусочки. Сначала от конверта, потом от того, что внутри… Просто смотрит в пространство, а в горшке под пальмой растет горка бумажных снежинок. Если на них дунуть, то по комнате словно проносится снежный вихрь, покрывая ковер белыми хлопьями.

Я вздыхаю, представив Тони на месте Хильды. По правой руке ползут знакомые мурашки покусывая кожу. Чёрт! Таблетки остались в кармане пижамы.

Я провожу пальцами по грубому рукаву рубашки, пытаясь остановить начинающийся зуд. Ничего не выйдет! Расстегнув манжет, поднимаю ткань. Так и есть! Темноватый рисунок уже стал ярче, будто по коже кто-то прошелся красным фломастером, прорисовывая очертания устремленного ввысь дерева.

Тони… У Тони такое тоже есть. Только на левой руке. Нет, не потому, что мы близнецы. Эти рисунки… Они появились позже. Я помню, как это случилось. Это был последний раз, когда я прикасался к брату, чувствовал его тепло.

Мы сидели на чердаке — с утра лил дождь. Время от времени низкие грязно-серые тучи раскалывались ослепительной вспышкой. Там, на небесах, ангелы и демоны будто вели яростный бой. Уцелевшие стекла в маленькой решетчатой раме, дребезжали от оглушительного грохота.

Их было не много, этих стекол… Брызги от разбивающихся дождевых струй иногда долетали до самой середины чердака и щекотали своим холодом наши шеи. Но нам было плевать.

Мы сидели в старом широком кресле напротив большого тусклого зеркала и наблюдали. В зеркале отражалось окно и бушующая стихия. Знаете, в зеркалах все видится совсем иначе… Нам казалось, что мы смотрим какой-то фильм. Отражение показывало качающиеся за окном ветки, яркие всполохи, движение туч… Мир был совсем другим, да… Тони комментировал это «кино». Он на ходу придумывая разные истории — таинственные, смешные, мистические… Это было здорово! У Тони был настоящий талант!

Потом в окне появился голубоватый шар. Он медленно вплыл в сумрак чердака. Остановился, будто размышляя о чем-то. Потом двинулся к зеркалу. Мы сидели едва дыша, как зачарованные. Шар проплыл над нашими головами и остановился. Мы могли уже видеть и реальный шар и его отражение. Это было очень круто! Клубок света, который вертится вокруг своей оси. Вы когда-нибудь видели подобное? Иногда по голубому сиянию пробегали разноцветные искорки. Очень красиво! Отражение тоже вертелось, только в обратную сторону. Казалось, эти два клубка затягивают и пропускают сквозь себя пространство, делая окружающий мир каким-то зыбким, двоящимся.

Внизу резко хлопнула входная дверь. Шар метнулся вперед, прошел сквозь стекло, исчезнув в глубине зеркала. Мы вскочили, кинувшись к мутному стеклу. Не сговариваясь, вскинули руки, касаясь пыльной поверхности… Ослепительная вспышка! Тьма.

Не знаю, сколько я блуждал в этой тьме. Время остановилось. Я искал Тони, но его нигде не было. Я звал, кричал… Плакал даже. Тщетно. Я подумал — может Тони уже вернулся домой? Не смог меня отыскать и… Я решил, что надо тоже идти домой.

Мама невероятно обрадовалась моему возвращению. Наверное она очень за нас переживала… Похудела, и волосы местами стали как у старой Мэдди. «Тони… Он вернулся?» — первое, что я спросил. Она посмотрела на меня так странно… Тут пришел доктор, выпроводил ее. Начал задавать какие-то идиотские вопросы о моем самочувствии. Со мной все было хорошо! Но этот старый дурак не верил и смотрел на меня очень подозрительно.

Через некоторое время меня выписали из больницы, и я вернулся домой. А Тони не было. Черт возьми! Его все еще не было! Мама не могла говорить о брате. В ее глазах была такая боль! Я не хотел делать ей больно. Перестал спрашивать. Но не перестал искать. Да… Там. Там, на чердаке. Это все шар… На моей руке он нарисовал дерево. А что он сделал с Тони?

Пока меня не было, чердак переменился. В окне торчала новенькая застекленная рама. Тяжелое кресло теперь смотрело в сторону окна. Балки наверху будто слегка обуглены. Зеркало… Я поискал глазами. Оно было у стены, повернутое отражающей стороной внутрь. Разбилось? Я с трудом отодвину разный хлам и развернул наш с Тони «телевизор».

С облегчением вздохнул — стекло было целым. Только каким-то странным… В одном месте оно будто вздулось. Вы видели, как вскипает смола? Да, вот примерно так. Только в застывшем варианте. Пузырящаяся поверхность как бы стекала вниз, искажая отражение. Это было очень забавно. Я осторожно провёл пальцами по стеклу, снимая слой пыли. И почувствовал как по нарисованным на моей руке веточкам побежали мурашки.

Теперь эти мурашки всегда просыпаются, когда я нервничаю. Усмирить их могут только таблетки… Я снова тру зудящую кожу.

Часами я просиживал на чердаке, спускаясь только когда мама возвращалась с работы. В тот год я не ходил в школу… Без Тони чувствовал себя очень одиноким, все время искал его в толпе ребят… Не мог сосредоточиться на том, что говорил учитель. Мама возила меня к врачам — их счета нас чуть не разорили… Я знал, что мне нужно взять себя в руки, но ничего не выходило.

А однажды пришел Тони. Я сидел перед зеркалом. На дворе еще было светло, но чердак уже потонул в сумраке. А в зеркале наступила настоящая ночь. Я неохотно поднялся и включил свет.

— Привет братец! — знакомый голос заставил меня резко обернуться.

Там, в глубине мутной поверхности стоял Тони! Мы радостно бросились друг к другу. Холодное стекло…

— Тони! Выходи немедленно!

— Не могу, брат. Похоже, меня заперли.

— Кто?!

— Не знаю… Я так скучал.

— Я тоже!

Мы водили ладонями по стеклу — где-то должна быть дыра! Где-то обязательно должна быть дыра!

— Может просто разбить его? — я поискал глазами что-нибудь тяжелое.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Наверное ты прав. — Тони редко ошибался, поэтому стоило прислушаться к брату. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

— Мы что-нибудь придумаем, — словно читая мои мысли, сказал Тони. — Мы нашли друг друга, и это плавное! Правда?

Я радостно улыбнулся и закивал. Я был самым счастливым человеком на свете в тот миг!

— Давай пока просто поболтаем. Расскажи, что происходит. Про маму, и про школу… И как твои успехи с Роуз? — брат заговорщицки подмигнул.

Я растерялся. Я был так занят поисками Тони, что давно перестал интересоваться жизнью вокруг. Даже Роуз…

— Ты не прав, брат, — ответил на мое признание Тони. — В жизни так много интересного, а ты это упускаешь.

— Я не хочу ничего без тебя! — меня переполняли отчаяние и злоба. Я снова страстно захотел разбить это проклятое зеркало и вытащить оттуда Тони.

— Ты должен жить за двоих, понимаешь? — Тони очень серьезно на меня смотрел. Когда-нибудь я отсюда выберусь. Мы снова будем вместе. Но пока этого не произошло, ты должен заботиться о себе сам. И о нашей маме. За себя и за меня. И не огорчать ее. Когда я выберусь, — он стукнул кулаком по раме, — я хочу видеть маму здоровой и веселой. Ты должен заботиться о ней. Ты должен учиться. Мы же мечтали вместе поступить в колледж. Помнишь?

— Да…

— И как ты собираешься туда поступать, если бросил школу?

Мне стало стыдно. Тони прав. Тони всегда прав!

— Тони… Прости! Я так скучал по тебе… Так хотел отыскать… Я все исправлю!

— Я в тебя верю, брат! Мы снова вместе. Займись своей жизнью, а я всегда буду ждать тебя здесь.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас! — Тони кивнул и улыбнулся. — И поцелуй от меня маму.

— Обязательно! — я расплылся в ответной улыбке, помахал рукой и погасил свет.

Жизнь постепенно возвращалась в нормальное русло.

Три года я усердно учился, помогал маме и даже подрабатывал в местном кафе уборщиком. Робкие отношения с Роуз переросли в первую юношескую влюбленность. Дни были загружены, но я всегда улучал минутку, чтоб поболтать с Тони, похвастаться своими успехами, обсудить проблемы… Конечно, общение сквозь стекло не могло по-настоящему заменить мне брата. Но это лучше, чем ничего.

Мы договорились, что я никому не расскажу о наших встречах. Тони считал, что так безопаснее для меня же. И он был прав! Вы бы тоже решили, что парень слетел с катушек, если бы кто-то рассказал вам, что его брат-близнец живет в зеркале.

Я едва не прокололся на мамин день рождения. Вручая подарок, ляпнул, что это от нас с Тони. Лицо мамы побелело, губы задрожали, а в глазах была такая растерянность и беспомощность…

— Я пошутил, мамочка! Прости… — я ненавидел себя за глупость и представлял разгневанное лицо Тони.

Праздник вышел омраченным, а в последующие недели я не раз ловил на себе тревожные взгляды матери. И она снова начала готовить мне смородиновый морс. Вкусный, но чуть горьковатый.

А потом случилось это.

Мысленно я снова вижу грязные комья земли и красные брызги, разлетающиеся в разные стороны.

У Роуз умерла собака. Она ее очень любила и не хотела хоронить где-нибудь в лесу. Мы договорились, что зароем ее на окраине кладбища — на дальнем конце. Я взял лопату, брат Роуз завернул пса в старое одеяло и мы пошли. Как-то так случилось, что по дороге к нам присоединились другие ребята — образовалась целая похоронная процессия. Зачем они попёрлись с нами? Им было скучно. И хотелось шоу. Особенно толстяку Эду — недоумку, который совсем недавно приехал с родителями в Мелфис. Наглость и тупость его не знала предела, а выходки часто выходили боком другим. Он умел так повернуть дело, что на пустом месте разгорался дикий скандал. А он в роли довольного зрителя наблюдал за спектаклем, подливая масла в огонь. Отделаться от неприятной компании было невозможно. И мы смирились.

Выкопали могилу, положили труп. Кто-то даже прочитал молитву. Вроде все обошлось… Я начал закидывать яму землей. Роуз заплакала, потом пошла за ромашками, которых вдосталь росло на опушке леса по ту сторону дороги. Ребята разбрелись между могил, читая надписи на старых плитах.

— «То… хм… Найкин».

Я замер и медленно обернулся на голос. Толстый Эд нагнувшись, что-то рассматривал на плите.

— Эй, могильщик! — заорал мне Эд и призывно помахал. — А я твоего брата нашел!

— Пошёл к чёрту, идиот! — я всегда ненавидел эту жирную свинью, и Эд отвечал мне тем же.

— Иди сюда, придурок! Сам посмотри! — Эд издевательски заржал, предвкушая шоу.

«Сейчас врежу этой скотине» — я двинулся в сторону могилы. Эд меня жутко разозлил своей глупой шуткой. Конечно, на этом кладбище похоронено много Найкинов… Но не в этой части.

— Не думал, что у такого кретина, как ты, был еще и братец! — Эд хихикнул, отступая от плиты. — Тоже небось кретин, раз ты про него не знаешь.

Я раздвинул траву, нависшую над плитой."То… Найкин" — гласила надпись. «То…» — это «Тони»??? Камень выкрошился и последние буквы не читались. Дата рождения… Все сходится! Дата смерти… Чёрт! Ничего не разобрать! Трещины расползались во все стороны, будто кто-то нарочно ударил в это место молотком.

Я почувствовал, как рука нещадно зазудела. Мир покачнулся. Я не понимал что происходит. Кто лежит под этой плитой??? Тони? Мой брат Тони? Нет! Я два часа назад видел его… Да, в зеркале на чердаке. Ну и что? Сообщил, что мы идем хоронить собаку… Мама… Надо спросить у мамы… Но… Она же не могла… Могила давно заброшена… Мы никогда не бывали в этой части кладбища… Кто это? Кто это? КТО ЭТО???

Я видел жирную потную рожу Эда, который гнусно кривлялся и что-то орал. Я не слышал — что. Уши будто заложило ватой и мир перестал звучать. А потом что-то взорвалось в моей голове. Как тогда — на чердаке.

***

Слух вернулся примерно через год. Как и память. Я вспомнил все до той самой вспышки. А дальше — пустота. Только иногда во сне я вижу рассекающую воздух лопату. И комья земли. И алые брызги. Но это — все.

Я больше никогда не видел Тони. Моим домом стала клиника. Иногда меня навешала мама, рассказывая о новостях родного городка. Я уже говорил об этом? Ну ладно…

Я соскучился. Я так соскучился, Тони! И я вернулся. Ты видишь? Я стою в темноте и вижу свет. На чердаке горит свет! И я точно знаю, что ты там. И я хочу спросить… Может, у тебя есть ответ, Тони? Да ладно, брат! У тебя же всегда находятся ответы!

Я иду, Тони! Уже иду.