— Наконец-то! — Владимир Петрович опустил на краешек тарелки тяжелую вилку с надкушенным маринованным огурчиком, мельком взглянул на часы и прислушался к доносящемуся из прихожей шуму. — Не в духе опять…
Константин с любопытством обернулся и посмотрел на дверь. На пороге показалась тощая фигурка в мешковатой футболке, рванных по моде джинсах и надвинутой на лоб бейсболке, практически скрывающей опущенное лицо. Не замечая присутствующих, подросток стянул с плеча школьный рюкзак и швырнул его с нескрываемой злостью. Рюкзак пересек зал и тяжело плюхнулся прямо у двери, ведущей в соседнюю комнату.
— А у нас гости! — из кухни выплыла пожилая дородная женщина в забавном передничке поверх цветастого сатинового халата. — Константин Николаевич из рейса вернулся!
Голова вошедшего повернулась в сторону маленького столика у окна, за которым уютно расположились двое мужчин, затем склонилась еще ниже.
— Драсти, дядь Костя, — буркнул из-под бейсболки унылый голос.
— Ну что ты опять в этой ужасной кепке? — ловкая ручка женщины быстрым движением сдернула головной убор раньше, чем возмущенный подросток успел вцепиться в свое имущество. — Вот, совсем другое дело!
Освобожденные волосы золотисто-каштановой волной хлынули по плечам, оповещая присутствующих, что перед ними девочка.
— Видал, какая красотка у меня растет! — с гордостью произнес Влалимир Петрович, любуясь дочерью.
— А это еще что?! — женщина приподняла за подбородок девичью голову, и отодвинула пряди, упавшие на лицо: — Опять???
— Ну, ба! — внучка тряхнула волосами вырываясь, и внушительного размера синяк на левой скуле снова скрылся под пышной, как у пони, гривой. Девочка отвернулась и шагнула по направлению к своей комнате.
— Фёкла! — Владимир Петрович постарался придать своему голосу родительскую строгость: — Ты снова…
— Фёкла! Фёкла! — перебила его дочь, — Ненавижу! Ненавижу имя это дурацкое! Зачем вы меня так назвали?! — в ее тоне явственно слышалась смесь ярости, обиды и гнева. — Надо было уж сразу Свёкла писать! Свёкла Владимировна! Круто! Правда, дядя Костя?
— Ну… — Константин Николаевич растерялся, не зная, что ответить. Бравый капитан, морской волк с двадцатилетним стажем, он умел шайку любых отъявленных разгильдяев превратить в образцовый экипаж. А вот утешать маленьких девочек в свои почти сорок лет так и не научился.
— Феклушенька… Лушенька, ну успокойся! — бабушка попыталась обнять внучку, укоризненно глядя поверх ее головы на примолкших мужчин. — Чем плохо имя Луша, ну?
— Угу… Луша-клуша! — девочка нервно хихикнула, вырываясь из пухлых ручек. — Клуша Баранова! Спасибо, дорогие родственнички!
Едва сдерживая слезы, она резким ударом распахнула дверь, небрежным пинком отправила валяющийся ранец внутрь, и скрылась в своей комнате, громко шмыгнув носом напоследок.
Остальные участники сцены с минуту переваривали произошедшее, затем женщина на цыпочках приблизилась к двери и осторожно постучалась.
— Феклушенька, деточка, пойдем ужинать, — голос бабушки звучал мягко и ласково, но приоткрыть дверь в комнату внучки она не решалась. — Я вареничков налепила. Твоих любимых — с творожком.
Тихий щелчок внутреннего замка, блокирующего ручку, оповестил присутствующих, что вареники с творогом Феклушу не интересуют. Из-за двери раздалась громкая музыка и вопли какого-то очередного Тимати.
— Господи! Вот говорила тебе… — Тамара Сергеевна с досадой махнула рукой, тяжело опускаясь на диван. — И Верочка сколько просила… Нет, уперся: «Фекла! Фёкла!». Одно слова — Баранов!
— Да ладно Вам, мама! Кто ж знал, что так выйдет…
— «Кто знал, кто знал»… — передразнила зятя Тамара Сергеевна: — Думать надо, когда имя ребенку даешь! Фамилию-то девочка поменяет — не век Барановой ходить. А вот имя — на всю жизнь!
— А что фамилия? Нормальная фамилия! — обиделся Владимир Петрович, — Скажи, Котя? — он глянул на друга, ища поддержки. — И имя красивое — Фёкла Владимировна! Звучит? Звучит! А что дразнят — так с кем не бывает? Подрастут — поумнеют.
Константин тем временем разлил из пузатой бутылки какую-то заморскую водку, напоминающую цветом волосы бедной Феклуши, и протянул рюмочку Владимировой тёще:
— И правда, Тамара Сергеевна, ну всех же в детстве дразнят, прозвища разные придумывают. Меня вон и Котом звали, и Костью, даже Тиной — представляете? — о кличках, которые дают своему капитану бравые матросы во взрослой жизни, Константин Николаевич тактично умолчал, не желая ненароком подлить масла в огонь.
— Ага, Тиной, помню… — захохотал Владимир Петрович, толкая приятеля в плечо. — Это когда ты в девятом классе на День учителя под Тину Тёрнер закосил! Представьте, Тамара Сергеевна, нашего Котю на каблуках, в колготках сеточкой и золотом платье с этими… висюльками… Как они там называются…
— Бахрома, — прыснул вслед за другом Константин, вспомнив, какой шок случился с директрисой, когда она увидела вульгарно накрашенную физиономию лучшего футболиста школы. — Мой батя потом до самых новогодних каникул в школу как на работу ходил — раз в неделю. Отчитывался о проделанной со мной работе…
Приятели ржали, пихая друг друга и похрюкивая, не в силах остановиться, словно все это случилось буквально вчера.
— Ой, дураки! Скоро лысеть начнете, а все такие же дураки, как в пятнадцать! — Тамара Сергеевна опрокинула рюмку, закусила толстой румяной котлеткой и поднялась с дивана.
— Куда же Вы, мама? — Владимир Петрович утирая выступившие от смеха слезы, вопросительно посмотрел на тёщу. — Посидите с нами. Котька обещал рассказать, как они чуть шпионскую подлодку не потопили. — Приятели снова расхохотались.
— Да ну вас, охламоны! У меня тесто на пироги, поди, подошло уже.
* *
— Я думал, это Вера для дочки такое… — Константин Николаевич запнулся, подбирая подходящее слово, -…деревенское имя выбрала. А это ты, значит!
— Да что вы все пристали с этим именем! — Владимир Петрович досадливо поморщился, снова разлил напиток по рюмкам, и откинулся на спинку кресла. — Ну психует немного девчонка — возраст у нее такой. Да и модно сейчас всякими именами редкими детей называть — старинными там, необычными…
— Ага. То Кончитами, то Кармелитами, то Луис-Альбертами, то Добрынями и Ладиславами, то Арьями какими-то…
— Кончита — это ж баба с бородой! Скажешь тоже! Кто ж своего ребенка так обзовет???
— Дурак ты, Вовчик! Кончита — это обычное испанское имя. — Константин потянулся и звонко треснул друга костяшками пальцев по лбу. — О, звон какой! Куча пустого места осталась у тебя, Баранов, там, куда не дотянулось всеобщее среднее образование. Прогульщик!
— Ой, да ну тебя, Волков! Тоже мне — пионер-герой! — отмахнулся Владимир Петрович. — Давай, вон, выпьем лучше, — уж больно хороша твоя водочка! Э-эх, школьные годы чудесныя!
— За тех, кто в мореходстве, и тех, кто в домоводстве! — рюмочки сошлись, мелодично звякнув, и элитный закордонный напиток отправился в путешествие, оставив после себя лёгкий экзотический флёр.
— А ну, Баранов, колись: где ты имечко это откопал, и почему уперт был, аки представитель копытных, давший начало роду твоему?
— Ну… — Владимир Петрович помялся, предчувствуя, что эта подколка была не последней за сегодняшний вечер.
— Давай-давай, рассказывай! — Константин выудил из винегрета кусок свёклы, наколол его на вилку и покрутил перед носом приятеля, стимулируя последнему память.
— Помнишь, когда-то певица такая была — Фёкла Арбатская?
— Хм… — Константин поскреб пальцами висок: — Нет, не припоминаю. А когда это было?
— Лет двадцать тому…
— А пела что?
— Типа шансон.
— Ну ты сказанул! Чтоб Костик Волков по шансону встревал?! — Константин Николаевич возмущенно поглядел на бывшего одноклассника и покрутил пальцем у виска.
— Да ее тогда по ящику сто раз на дню крутили — с жаром затараторил Владимир Петрович, — не мог не видеть! В тельняшке такая, штанах военных, сапоги красные, папаха — чисто Анка-пулеменчица! И песни… ну, не уголовные… Больше — озорные, лихие. А иногда — душевные очень…
— Нет, не помню, — Константин равнодушно пожал плечами. — Ну так и что?
— Я тогда служил как раз. На Камчатке. Ну ты в курсе… Так вот, она к нам в гарнизон с концертом приезжала, Арбатская. Там у них программа какая-то была — артисты по военным частям ездили, боевой дух поднимали… — от нахлынувших воспоминании на лице Владимира Петровича разгладились морщинки, а глаза заблестели молодецкой удалью.
— То есть, по молодости лет и от солдатской безысходности ты втюрился в некую теледиву, а когда увидел ее живьем, то чердак снесло окончательно?
— Нет! То есть… Там, в общем, такая история… — Владимир Петрович вытащил из пачки сигарету, машинально щелкнул зажигалкой, потом спохватившись, поднялся. — Пойдем на балкон, а то Тамара Сергеевна нам шеи намылит.
* * *
— Ну вот и все… — друзья вернулись в комнату.
Музыка за дверью Фёклы поутихла, на кухне Тамара Сергеевна негромко гремела какой-то утварью.
— И ты не пробовал???
— Шутишь? Где я, и где она? Да и не до того стало — сам помнишь, какая житуха была. Крутился, работал… Потом Веруню встретил, влюбился… И все показалось сном. Иной раз думал: правда, или привиделось? А Арбатская с экранов исчезла, и с радио тоже — будто и не было ее никогда. Может, за бугор уехала, не знаю. А в тот день, когда Верочка родила, — прикинь! Еду в роддом на отцовской колымаге, и тут из приемника — «Ты помнишь, Володька, июньские ночки». Ага… Одна из самых крутых песен Фёклы Арбатской! Я чуть с «мерином» на светофоре не поцеловался, веришь? Слава богу, затормозить успел, а то остались бы от Баранова только рожки да ножки.
— Понятно, — Константин с интересом разглядывал приятеля, который открылся вдруг с совершенно неожиданной стороны. Надо же! И это после тридцати с лишним лет знакомства! — А ты, оказывается, романтик!
Владимир Петрович слегка напрягся, ожидая от друга очередной шуточки, но тот просто спросил:
— А Вера в курсе? Ну что Фёкла — в честь…
— С ума сошел??? Жену мою не знаешь? Она ж мне голову откусит за такое, не подавится!
— И правильно сделает!
— Согласен, — Владимир Петрович тяжело вздохнул. — Феклуша-то моя — боевая. Вся в мать. Обид не терпит, чуть что — может и в глаз. Мы уже три школы поменяли, а все одно — свёкла, свёкла… Быстрее бы каникулы наступили, что ли.
— Каникулы проблему не решат… — задумчиво сказал Константин, потянувшись за рюмкой.
Мужчины молча чокнулись и выпили.