Детство. Драка орков у подъезда.
На душе — запутанно и скверно.
Дома — пухлый томик Жюля Верна
и вопросов давящая бездна.
Завуч — в жалком синем дерматине.
Школьный воздух спёрт и вечно громок…
Парты — в перочинной паутине
нецензурных злых татуировок.
Юность. Не упомню, польза, вред ли
в ней — простой, как будни жилконторы…
Словно проскочивший поезд скорый
только на минутку бег замедлил.
Я смотрелся в небо голубое,
видел в нём жар-птиц и алконостов,
но сомнений блеклые обои
клеил на мировоззренья остов.
Молодость. То мели, то протоки;
день — триумф, другой же — на смех курам…
Нёсся пульс стремительным аллюром
под медоточивый «Modern Talking».
И втекало солнце жаром лета
в сердце, где томительно и странно
проживала дама полусвета,
полуалла или полуанна.
Жил себе и жил, надежды ради,
а в итоге взял себе да вызрел.
Слово «зрелость» — краткое, как выстрел
лопнувших прохладных виноградин.
Слово «зрелость» — гулкое, как осень,
как его ознобный первый ветер…
А потом… Пускай не будет вовсе
грустного «потом» на белом свете.