В день выборов бабушка поднималась ни свет, ни заря и спешила на участок для голосования. Однажды она оказалась даже первой, и ее сфотографировали. И эта фотография оказалась единственным снимком, оставшимся от бабушки. Но если вы думаете, что она так спешила отдать свой голос, то ошибаетесь. Она спешила, чтобы купить что-нибудь из дефицита, который в день выборов продавали в местечке. Очень часто в этот день завозили жирную селедку, которую раскупали ровно через два часа после начала голосования. И мечтою бабушки было купить эту селедку и приготовить нам селедку под шубой. Ибо в течение года в местечке очень редко была в продаже селедка. И та была в ржаво-коричневом рассоле и совсем не подходила для селедки под шубой. Правда, и селедка, которую продавали на выборы, была соленой, что море в Палестине, как говорил про себя дедушка. И бабушка вымачивала ее в трех водах. Вымочив, она разбирала ее на маленькие кусочки, освобождая от костей, головы, плавников и хвоста. Все это бабушка делала, надев очки, чтобы, не дай Бог, не осталась в кусочках косточка. Разбирала рыбу на кусочки она руками. Потом эти кусочки бабушка складывала в миску, и я заносил миску в погреб, «пакуль суд ды справа», — как говорила бабушка по-белорусски.
Расправившись с селедкой, бабушка начинала готовить для шубы овощи. Для этого она брала два чугунка. В одном ставила вариться нечищенными одну большую морковку, две большие картошки, и два яйца, во втором чугунке варились тоже неочищенные два средних размеров бурака.
И пока все это варилось, бабушка готовила домашний майонез, ибо в местечке в те времена о майонезе даже не слышали, и свой соус бабушка называла просто соус для селедки под шубой.
Она ставила на стол большую сковороду, застилала ее полотенцем, а на полотенце ставила миску, в которой готовила соус.
— Для чего все это?- удивлялся я.
И она мне поясняла, что все эти фокусы, для того, чтобы миска не скользила по столу, когда она будет делать соус.
Она брала одно яйцо, разбивала его в миску, и венчиком взбивала его до однородной массы, потом потихоньку вливала в него растительное масло — у нас было только подсолнечное. После каждой порции масла она долго венчиком взбивала смесь. И так проделывала она, пока целый стакан масла не перекочевывал в миску. Потом добавляла в соус щепотку соли, щепотку сахара и две столовые ложки уксуса. И все это еще долго взбивала венчиком, пока не получался густой желтовато-белый соус. Сделав соус, бабушка переливала его в банку, и я относил ее в погреб к селедке.
К этому времени в печке уже были готовы овощи и яйца. Бабушка вынимала их из чугунков, мыла в холодной воде, чистила, и потом натирала их на терке в разные тарелки.
— Едэр гот зайн гешмак (одному нравится одно, другому другое — идиш), — приговаривала она, натирая овощи и яйца. — Койфсту, а гойз, фрэг зих нох, вэр зайнэн ди шхэйным арум (Покупая дом, смотри, какие вокруг соседи — идиш). Делая селедку под шубой, смотри, из чего шуба!
Овощи бабушка натирала на крупной терке, а яйца на мелкой.
После этого она мелко нарезала две луковицы. Распределившись по разным тарелкам, все сверкало на столе желтыми, оранжевыми, белыми пятнами, как палитра художника.
— Ал фертык! (Все готово! — идиш) — объявляла бабушка.
И я мчался в погреб за селедкой и соусом.
К моему возвращению, бабушка успевала достать из кухонного шкафа большое блюдо, помыть его и поставить перед собой. И начиналось большое строительство, как говорил дедушка.
На дно тарелки бабушка первым выкладывала слой селедки.
— Зы ис фертык, ун вэйт, а шубэ (Она готова и ждет шубу — идиш), — говорила бабушка, выкладывая ее на тарелку.
Первой на селедку бабушка клала лук и смазывала его соусом. Потом клала слой картошки, затем морковки, затем яйца. Каждый слой получал свой тонкий слой соуса. Последним слоем клался бурак. Его бабушка обильно смазывала соусом, выравнивала бока ложкой. Бурак закрывал селедку не только сверху, но и по бокам, образуя купол.
После этого я заносил тарелку в погреб, чтобы все пропиталось и охладилось. А бабушка занималась мойкой посуды. После приготовления селедки грязной посуды было, как после обеда.
Это был нерабочий день, и все с нетерпением ждали, когда можно будет уже кушать салат. Дедушка буквально каждые полчаса спрашивал у бабушки:
— Готово?
Бабушка, в этот день чувствующая себя настоящей хозяйкой, бесстрастно отвечала:
— Нет еще, — и задумчиво смотрела на часы, в которых ничего не понимала.
— Что ты туда смотришь? — зная это, язвил дедушка.
— Я знаю, что смотрю, — не вдаваясь в объяснения, отвечала бабушка.
— Что ты знаешь?- тихонько спрашивал я.
И бабушка тихонько мне отвечала:
— Ничего я не знаю, но знаю, что еще не время! А он, кроме своих газет, вообще ничего не знает!
Время наступало где-то часа через три. И я направлялся в погреб за салатом и торжественно вносил его в кухню.
Все садились за стол. Начинался праздник. И бабушка торжественно произносила тост:
— Спасибо Советской власти за то, что раз в году она нас кормит жирной селедкой!