ПРОСТОЕ КАК МУ. МУ

Моя Муму идёт ко дну
И тянет целую страну
В свою речную конуру,
В провал, в собачью глубину.

Туда, где мрак, туда где ил.
Где многое, что так любил,
Похоронил на дне могил.
И воздух не вдыхал, а пил.

Моя Муму невинна, как
Все души преданных собак.
Собак, повешенных на флаг
Страны безгласных бедолаг.

В её бездонные глаза
Смотреться, видит Бог, нельзя.
Но Бог не видит. А слеза? -
Всего лишь божия роса.

Моя Муму дана одна
На все святые времена.
Когда она достигнет дна
Во мне умрёт моя страна.

Но я уже набрал воды
В озёра, в лёгкие, в пруды,
В метро, в музеи и сады.

…Я в рот набрал воды, увы.

HEMINGWAY И ЕГО ДРОБОВИК

— Хэм, займите свой мозг, вычисляя дробь!
А иначе ваш ум умирает, Хэм.
— Док, у вас в документах и хворь, и скорбь…
У меня же в уме лишь одно: Зачем?

— Хэм, примите, пожалуйста, порошок.
Я не рад радикально менять процесс…
— Док, вы верите в чёртов электрошок?
Вы наивней, чем Джоуль, Ампер и Герц.

Вы стираете памяти капитал.
Даже буквы не помню от процедур.
Видит Бог, я до гроба не забывал
Подлецов, мудрецов и наивных дур.

Ваша клиника не выбивает клин.
Ваши методы метят, увы, в висок.
Трижды сплюньте на мой мимолётный сплин.
Карантин навсегда отмените, Док.

Паранойя? Нелепо-смешно звучит:
Пара Ноя покинет навек ковчег.
Док, зачем вам пытаться меня лечить?
Хэм и Хам — это сдвоенный человек.

Для чего он засел глубоко внутри?
Как маньяк, что в меня без меня зашёл.
Мы идём на охоту на раз-два-три.
И у нас на двоих этот общий ствол.

Док, я знаю, вы завтра войдёте в дом,
Чтоб собрать мой разбросанный мозг в пакет.
Скорбный колокол, тот, что: «по ком, по ком…»
Вдруг заткнётся впервые за много лет.

Кончен праздник, который всегда Париж.
Я прощаю оружие, бомбы, нож.
Человека, я думаю, не победишь,
Даже если в себе ты его убьёшь

P. S.
Видит Бог, я старался, мой Док, как мог.
Но старик утонул в море прочих книг.
Я-то думал убийственным будет слог.
А они моим именем — дробовик…

*** У Эрнеста Хемингуэя была тяжелая паранойя. В качестве лечения применялась электросудорожная терапия. 2 /07/1961 года Хэм взял любимый дробовик, вставил дуло в рот и нажал оба курка. Модель ружья Vincenzo Bernardelli, из которого он застрелился, была переименована. Теперь эта модель двустволки (якобы) так и называется — Hemingway.

ДОКЛАД ГЕНЕРАЛУ НЕВОЮЮЩЕЙ АРМИИ
…от Лейтенанта N.
(предстоящему 50-летию написания И. Бродским
«Письма генералу Z». С надеждой на перемены
на несуществующих фронтах)

Устав соблюдать устав, остатки войск на квартирах.
Здесь взрывы всегда навзрыд, а бой заглушает вой.
Вот грёбаная война: картошка и та в мундирах.
И вы, Генерал, пока довольны своей вдовой.

Но трупы трубят: отпой! А пушки объелись мясом.
Сдалось вам «Бородино» немыслимым тиражом.
Смешали людей, коней… И броник сменив на рясу
Поверьте в невинность мин, взорвавшихся в плаче жён.

Ещё не зажжён Рейхстаг. Рот фронт не имеет флангов.
И мирно сопят носы предательски тихих сап.
Но кровью написан fuck на теле парадных флагов…
Я буду атаковать. Я мёртв, но не значит — слаб.

Вам не удаётся мир. Ваш образ не мироточит.
По полкам лежат полки. Их в цинке застиг покой.
Простите, мой Генерал, доклад на сегодня кончен.
Конечно, мы победим. Как жаль, что любой ценой.

СМЕРТЬ ГУМИЛВУ

*** «…И с тобой мы встретимся в раю» (Николай Гумилёв. «Смерть». 1905 г)

Гумилёв, не глумитесь над смертью. Я не глупа.
Покурить? Я не против. Стрельните мне у стрелков.
Это место ужасно. К нему зарастёт тропа.
Что ж, не всем светит Чёрная речка и Петергоф.

Я красивая с вами, хотя я страшней войны.
Говорят, что костлява. Вдобавок ещё коса.
Мне приятно, что вы благородно со мной на вы.
Улыбаетесь искренне, не отводя глаза.

Я бываю нелепа, внезапна, легка, добра.
Но поверьте, мой милый, меня убивает быт.
Вот идёшь, словно мусор выбрасывать из ведра,
А вокруг завывают: За что? Почему? Убит!

К вашей Анне я, кстати, приду в шестьдесят шестом.
Это будет старушка. И лучше бы не смотреть.
Вам же так повезло: молодым, и почти Христом.
Гумилёв, я ревную. Я женского рода смерть.

Вы, конечно же, слышали: Блок отошёл на днях.
Что-то косит поэтов. Простите за каламбур.
У меня Маяковский с Есениным в очередях.
Но они не моё: эпатаж, моветон, сумбур.

Ладно. Яму вам вырыли. Это почти финал.
Через пару минут тут начнут убивать, шуметь.
Вы умрёте шикарно. Так даже чекист признал.
Гумилёв. Я расплачусь. Я женского рода смерть.

P. S.
Я люблю вашу «Смерть» и цитирую наизусть.
Я хотела бы жить с вами вечно на озере Чад.
Вам смешно, Гумилёв, а я снова за вас убьюсь.
Говорят вы бессмертны. Не знаю. Так говорят.

Copyright: Бирюков Игорь, 2018
Свидетельство о публикации 118122909089