Приходит зима и заносит дороги. Сугробами сжимает пространство до точки. И день тогда как тысячу дней. И ночь как тысяча лет. А лес вокруг как стена. За которой жизнь прячется от безысходности здешних снегов. Зато в морозную лунную ночь небо просыпает алмазную пыль. И деревья у моего дома — по большей части березы — наряжаются в бриллианты.
Они так красивы.
Холодны.
Неприступны.
Их сажали когда-то пионеры. Давным — давно. Настоящая аллея у моего дома.
Пионеры ушли. Навсегда. Наверное, сажать деревья в другие миры. Но березы остались. И я остался. И мой сосед, который живет через сгоревший дом. Как будто мы сторожим красоту берез и неприступность леса, за которым жизнь.
А в метель к нам приходит смерть. И ходит, и бродит под нашими окнами.
Узнаем об этом утром, когда выходим чистить дорожки, чтобы расширить пространство:
— Опять приходила.
— Смотрела в окна.
— Грелась их светом и теплом.
— Тропинки натоптала.
— Любопытная.
Говорил соседу, чтобы не приваживал ее. Не зажигал лампочки во всех комнатах. Чтобы зашторил окна. Не смотрел в глубину ночи. Не смешивал густоту света и пустоту тьмы в отражении стекол. Но он не слушал: до утра не ложился спать и много курил.
Она позвала его. В метель. Поманила через окно. Бросила ворох снега в стекло. Отразила свет дома в тысячах снежинок. Зажгла в нем надежду. И забрала с собой.
Понял это утром, когда увидел, что снег начал поглощать пространство его дома. И лампочки с ночи горели во всех комнатах. Пошел к нему, выключил свет, задернул занавески.
Он сидел на кухне: форточка открыта, на столе полкружки чая и пустая пачка сигарет, занесенные снегом. И здесь теперь зима.
Вчера прилетала птица. Наверняка из-за леса, где жизнь. Звал ее в дом, в тепло. Не полетела… Больше ее не видел.
Сегодня будет ясная морозная ночь, и деревья вновь наденут алмазы