В рамку тоски моя память оправлена,
В ней дальний город и брошенный дом.
Без сожаления мною оставлено
Горькое прошлое в городе том.

Часто ночами тревожно-бессонными
Виделось мне в недосмотренном сне,
Будто сражён я глазами зелёными,
Будто сгораю в зелёном огне.

Жаждали встречи уста, опалённые
Той, от которой сбежал я давно.
«Сбудется…» травы шептали зелёные,
«Любит!» — ромашки твердили одно.

Счастье пришло припозднившейся путницей.
Трудно поверить, но это сбылось:
В дальнем краю и в осенней распутице
Встретиться снова с тобой довелось.

В этой бревенчатой древней обители
Как ты сумела меня отыскать?
Будем, как все деревенские жители,
Бегать по клюкву, картошку копать.

Вечером к печке присядем натружено
На деревянной скамейке рядком,
Передохнём, совершенно заслуженно
Чаю попьём со цветочным медком.

Где-то за печкой сверчки заливаются,
Наши слова невесомо тихи.
Вместе с покоем на нас опускаются
Воспоминания, сны и стихи.

Печь догорает в мерцании матовом,
Искры погасли в бокале с вином.
Вздрогнула ты вдруг от крика внезапного,
Но не пугайся: за тёмным окном

Птица ночная и птица рассветная
Не поделили добычу свою.
Поздняя осень — пора неприветная,
Нынче не время звучать соловью.

Там, за окном неприкаянно ёжится
Клён облетевший и мокнет жнивьё.
Мы теперь вместе, не надо тревожиться,
Зеленоглазое чудо моё.

Длинная ночь неприметно истаяла,
Ты засыпаешь, ресницы дрожат.
Гроздья рябины и томик Цветаевой
На подоконнике рядом лежат.