Зовёт меня в простор степного края
Далёкое ростовское село.
Там мой отец в постели умирая,
Всё ждал, хрипел: «Володя где? Во-ло…»
А я вознёй мышиной занимался
И не попал к живому, не успел,
И не обнял его, не попрощался,
И песню, им любимую не спел.
В холодный дождь и в первые пороши,
Под свист осенних, злых степных ветров
Закончил жизнь отец, мужик хороший,
Сержант войны минувшей Гончаров.
…Казалось, даже злой восточный ветер
Навеки мертвечиной провонял,
Когда отец в голодном тридцать третьем
Из дома, плача, сына выгонял.
«Смотри, Апроська дышит еле-еле,
В Лежанке вымирают все подряд,
Уже ворон и сусликов поели.
Иди, сынок, куда глаза глядят.
Дадут кусочек хлеба Христа ради,
И, бог поможет, будешь дальше жить.
Держись поближе ко второй бригаде,
А мне двоих никак не прокормить».
Парнишка брёл один в степи холодной,
От голода кружилась голова,
И он сорвался в обморок голодный,
Потом услышал добрые слова:
«Ожил, страдалец? На, поешь хоть трошки».-
Доскрёб кондёр и ложку облизал.
«Читать умеешь? Книжку без обложки
Нашли мы нынче, ты бы почитал».
Он робко сел, поморщился от боли,
Согнал улыбкой взрослую печаль
И начал бойко, как учили в школе:
«Островский Н. Как закалялась сталь».
Берёг он книжку, не давал бумаги
На самокрутки хмурым мужикам.
С тех пор все стали звать его Корчагин,
В наследство прозвище досталось нам.
Был Мишка шустрым, как и все ребята.
В той жизни довоенной, непростой,
Оборванный, в обносках и заплатах
Жил при отце живом, но — сиротой.
Он пас коров колхозных в поле чистом,
Без просьб спешил кухаркам подсобить.
Старался быть поближе к трактористам,
У них учился технику любить.
Услужливый, смышлёный, работящий,
Не лодырь, не воришка, не шпана,
В бригаде рос парнишка настоящий.
Пошёл служить.
Потом пришла война.
Он был разведчиком-артиллеристом
И в окруженье жизнью рисковал,
Тянуло к технике — он стал танкистом
В механики-водители попал.
Сидел, чумазый в самом чреве танка,
И потому тогда остался жив,
Когда друзей немецкая болванка
Угробила, всех в башне положив.
Он, жизнь любя, твердил тогда в горячке:
«С войны живым и целым я вернусь,
На Нюсе, раскрасавице-гордячке
В селе родном, далёком, я женюсь».
Был тяжким путь российского солдата,
Не раз встречался с горем и бедой.
Пришёл с войны, как прежде, конопатый,
Весёлый, бесшабашный, но седой.
Пять лет стремился к встрече долгожданной,
Худой, горелый, раненый дошёл.
Женился по любви и вместе с Анной
Уехал в дальний город Балашов.
Не слушал уговоров, возражений,
Обрёл покой и угол, наконец.
Там, в Балашове сын родился, Женя,
Гордился сыном молодой отец.
Он вновь служил, опять не на «гражданке»,
В военное училище попал,
С утра до вечера в привычном танке
Вождению курсантов обучал.
Да только в Балашове не прижился,
К размеренному быту не привык,
С женой и сыном скоро возвратился
В село родное, в Средний Егорлык.
Вновь начинал с нуля, а это тяжко,
И на земле ростовской родились
Сперва Володька, а потом Наташка.
Росли детишки, продолжалась жизнь.
Отцу хватало знаний и сноровки,
Трудился он, сводя концы с концом,
Завфермой и агентом по страховке,
Шофёром, трактористом, продавцом.
Мешал характер своенравный бате,
Всё доставалось мукой и трудом.
Жить стало тесно в нашей старой хате
И надо было строить новый дом.
Он, трудную копейку добывая,
Метался меж сумою и тюрьмой.
Уродуясь, здоровье надрывая,
Нередко пьяным прибредал домой.
Когда идёшь к своей мечте желанной,
Тогда нужда и беды нипочём.
Пришла пора, и вырос дом саманный,
Который обложили кирпичом.
Мы в нём росли, играли и учились
Готовились к дерзаниям большим,
А тружеником-батей всё ж гордились,
В нас тлела искра, брошенная им.
Не баловал нас лаской и заботой,
Но мудро, по-отечески любил,
Воспитывал не пряником — работой
И никогда детей своих не бил.
Он в День победы тяжко пил и плакал,
Когда молчала скорбно вся страна,
И всё просил: «Сынок, сыграй «О красках»…
И вспоминал убитых имена.
Судьба его на фронте сохранила,
Да только через сорок с лишним лет
Догнала та война его, добила,
Умножив ряд непоправимых бед.
Те беды тяжко давят нам на плечи
И мы стареем каждый скорбный час.
Зря говорят, что время что-то лечит,
Оно лишь забирает жизнь у нас.
Теперь и мне не позволяют силы
В Лежанке чаще навещать отца,
Колени преклоняя у могилы,
Вдыхая горький запах чабреца.
Он неминуем — этот час разлуки,
И все быстрее пролетают дни.
Ну что ж, продолжат жизнь и дело внуки
И будут больше счастливы они!