Cлава Дункан гремела на всю Европу, ее называли «живым воплощением души танца». Ее жизнь — как будто сценарий бразильского сериала: слишком много трагических потрясений и роковых страстей, слишком много поэтов, художников, автомобилей, скандалов, романов…

«Коллега» — имажинист и лучший друг Толя Мариенгоф — тащит Сергея к маленькой сцене, вокруг которой уже столпились все остальные гости. Есенин тихо выдыхает: «Богиня…» — и уже не отводит глаз от полноватой женской фигуры в полупрозрачном хитоне, которая кружится по паркету, пластика ее вроде бы простых движений кажется невероятной…

В тот вечер Айседора Дункан, первая танцовщица мира в стиле модерн, исполняла свой знаменитый танец с шарфом… под аккомпанемент «Интернационала». Есенин был покорен и жаждал знакомства.

— Товарищ Айседора, товарищ Есенин.

И вдруг выяснилось, что он не знает ни английского, ни французского, а она не знает русского. Переводчика нет. А Есенина уже просто распирает от желания высказать, выразить, выкричать Айседоре — влюблен! Он изъясняется жестами, корчит рожи, ругается по-русски… Дункан равнодушно пожимает холеными плечами.

Он говорит: «Отойдите все», — снимает ботинки и начинает танцевать вокруг нее какой-то дикий невообразимый танец, потом падает ниц и обнимает ее колени. Улыбнувшись, Айседора гладит поэта по льняным кудрям и нежно говорит одно из немногих знакомых ей русских слов: «Ангелъ». Потом, заглянув ему в глаза, добавляет: «Чиорт!»

Через три часа Сергей Есенин и Айседора Дункан уехали в хмурое осеннее московское утро. На публике они появились только через две недели — вместе.

— Толя, слушай, я влюбился в эту Сидору Дункан. По уши! Честное слово!

Ну, увлекся, что ли. Она мне нравится. Мы сейчас на Пречистенке живем, ты к нам заходи, она славная. — Есенин, весь дрожа от возбуждения, ворвался к Мариенгофу рано утром, когда тот сидел за столом и собирался писать.

Блямс! Огромная капля упала с пера на белый лист и расползлась по нему безобразными подтеками. Есенин побледнел как смерть и громко охнул.

— Очень плохая примета, — выдавил он и поспешно ушел от Мариенгофа. Он верил в приметы.

…А сначала все шло как нельзя лучше. Вскоре Айседора выучила несколько десятков русских слов и стала называть любимого «Сергей Александрович». Они ходили на приемы, на литературные вечера, где она обязательно танцевала, а он непременно читал стихи.

Домой возвращались обычно под утро. Проезжая мимо маленькой полудеревенской церквушки на Арбате, Есенин тыкал в нее пальцем и говорил: «Видишь, Сидора, вот здесь мы с тобой будем жениться! Ты понимаешь, же-нить-ся!» Айседора недоверчиво улыбалась: в ее жизни было немало мужчин, но ни одному из них она так никогда и не позволила взять себя замуж.

Через полгода Есенин, в беспамятстве, посылал Айседору ко всем чертям и иногда бил. Он швырял в нее тяжелыми советскими сапогами, а она, поймав сапог, говорила сквозь слезы на ломаном русском: «Сергей Александрович, я тебя люблю…» Есенин убегал, скрывался у друзей, а потом возвращался — измученный, охваченный нежностью и раскаянием. И плакал, уткнувшись ей в колени.

Иногда Есенин надолго исчезал: «Изадора, баста, гуд бай!». Со слезами, на коленях, она умоляла поэта вернуться, и влюбленные забывали ссору за стаканом вина. Вся жизнь Дункан была борьбой за свободу действий, мыслей и чувств. Неоднократно влюбляясь, она ни разу не помышляла о браке.

Никогда—до встречи с Есениным. Есенин был для Айседоры ангелом. На стенах, столах и зеркалах она постоянно писала губной помадой трогательное «Есенин — Ангель». В жизни «определенной небом в актрисы» было много любви, и она каждый раз отдавалась ее зову сполна: «Любовь — это… как искусство. Она должна быть всегда очень большая и очень серьезная». Есенина она нарекла первым законным мужем.

Айседора знала, что у любимого Сережи было сложное детство: он рос в семье деда и с родителями почти не общался. Семнадцати лет Есенин приехал в Москву работать приказчиком и впервые встретил отца. Свою мать он видел в последний раз много лет назад.

— Бедный мой мальчик, — думала Айседора. — У нас с тобой практически не было детства! А у тебя еще и не было матери! Ничего, я полюблю тебя вместо нее… я сумею! На своих недорастратила… — и безрадостная картина всплыла перед ее глазами.

Танцы и дети

Айсендоре не исполнилось и шести лет, а она уже была несчастна.

Мать, брошенная мужем и работавшая с утра до ночи, не хотела оставлять девочку одну и отдала младшую Дункан в школу, скрыв дочкин возраст. В 13 лет Айседора бросила школу, которую считала совершенно бесполезной, и занялась музыкой и танцами. Ей повезло, когда законам сценического движения пухленькую нимфетку согласилась учить американская танцовщица Мария Луи Фуллер.

В 18 лет Дункан едет покорять Чикаго. Там она с ходу чуть было не вышла замуж за своего поклонника — рыжего, бородатого сорокапятилетнего поляка Ивана Мироски. Проблема заключалась в том, что он был еще беднее, чем она. А вдобавок, как выяснилось позже, еще и женат. С этого романа у Айседоры началась череда неудач в личной жизни, которые будут преследовать танцовщицу до конца дней.

Но зато танцевала она божественно и абсолютно против всяких правил. Однажды весь гардероб Айседоры погиб от страшного пожара в нью-йоркской гостинице. Она мгновенно сымпровизировала костюм — полупрозрачную тунику в греческом стиле. Публика в очередной раз была шокирована, поскольку на сцене Айседора появилась практически обнаженной.

Дождавшись совершеннолетия, она покинула США, отплыв в Англию на судне для перевозки скота, — большего не позволяли ее скудные сбережения. В Лондоне выступления танцовщицы начались со светских вечеринок, где ее преподносили как пикантное дополнение, экзотическую диковинку.

В 1903 г. она приехала с концертной программой в Будапешт, где публика толпами собиралась в театре, чтобы увидеть странные танцы полуобнаженной Айседоры под аккомпанемент «Голубого Дуная» или похоронного марша Шопена. После одного из выступлений к ней подошел известный венгерский актер Оскар Бережи, галантно раскланялся и сказал:

— Я хочу познакомить вас со своими родителями. Поедемте прямо сейчас.

Айседора пришла в восторг, и они поехали — правда, сначала в его квартиру в центре Будапешта, откуда вышли только на следующий день и такими усталыми, что вечером на репетиции Айседора едва двигалась по сцене. Ей было 25, и она еще верила мужчинам, тем более что Оскар действительно познакомил ее с родителями, а через месяц устроил публичную помолвку.

Когда до свадьбы оставалось немногим больше недели, он ворвался в гримерную Айседоры и заявил:

— Мне предложили роль. Потрясающую. Начало съемок послезавтра. — И чуть тише добавил: — В Мадриде.

— Но… у нас вроде как свадьба? — поинтересовалась Айседора. И вдруг ее нежный и внимательный Оскар просто взорвался!

— Ты думаешь, что я буду жертвовать карьерой ради твоих женских капризов?.. Если есть роль, значит, нет свадьбы!

В декабре 1904 г. в жизни Дункан появился Гордон Крэг — лучший театральный постановщик начала века. Две недели они провели, запершись в берлинской студии Крэга, пока перепуганный менеджер Айседоры обзванивал местные больницы и морги.

Через некоторое время в газетах появилось объявление, что госпожа Дункан страдает от тонзиллита и ее выступления временно прекращаются. Через 9 месяцев после «приступа тонзиллита» у Айседоры родилась дочь Дидра. Практически сразу после этого Крэг женился на Елене, подруге детства. Айседоре он сказал: «Ты же понимаешь, любовь никогда не бывает вечной…»

Она опять осталась одна и танцевала, танцевала, танцевала… Однажды в гримерную вошел мужчина с вьющимися светлыми волосами и бородой, статный и уверенный.

— Парис Зингер, — представился он.

— Сын швейной машинки? — съязвила Айседора, хотя про себя уже подумала: вот и миллионер, которого стоит придержать… — Что вам угодно?

— Вас. — Зингер явно не собирался распыляться по мелочам.

— Должна предупредить, я люблю жить. И жить шикарно… Кстати, я буду звать вас Лоэнгрин.

От Лоэнгрина у Айседоры родился сын Патрик, и она вроде бы наконец почувствовала себя почти счастливой. Айседора просыпалась ночью в слезах и кричала сонному Зингеру: «Я видела два детских гроба! Они там, между сугробов! И похоронный марш!» Измученный Лоэнгрин отправил любимую с детьми в Париж.

…В тот день Айседора послала Патрика и Дидру на экскурсию в Версаль с гувернанткой — ей надо было выступать. По дороге мотор заглох, но, когда шофер вышел проверить его исправность, внезапно заработал и… Тяжелый автомобиль скатился в Сену. Никого спасти не удалось. От этой катастрофы Айседора Дункан никогда не оправится…

…Чтобы как-то отвлечься, она «заразилась» русской революцией, и ее немедленно пригласил в Москву сам Луначарский.

— Вот ведь негодяй! Обещал, что я буду танцевать в храме Христа Спасителя, а пришлось в Большом театре! — вспоминая про наркома просвещения, Айседора обиженно вздыхала. — Хотя он подарил мне целую школу танцев!

«Я хотель быть твоя»

— Дети, я не буду учить вас танцам: вы будете танцевать, когда захотите. Я научу вас летать, как птицы, гнуться, как деревца под ветром, радоваться, как радуется лягушонок в росе, прыгать легко и бесшумно, как кошка… Переведите, — обращается Дункан к политруку школы и переводчику товарищу Грудскому.

— Детки, — переводит Грудский, — товарищ Айседора не собирается обучать вас танцам, потому что танцульки являются пережитком загнивающей Европы. Товарищ Айседора научит вас махать руками, как птицы, ластиться вроде кошки, прыгать по-лягушиному, то есть в общем и целом подражать жестикуляции зверей…

Устав от преподавания, вечерами она танцевала. На одном из приемов к ней подвели светловолосого молодого человека. В тот самый первый миг, когда она увидела Есенина, ее единственной мыслью было: «Это Патрик, которому 25 лет!»

Перед гастролями в Европе и Америке, куда Айседора мечтала отвезти поэта подальше от бесконечных посиделок с сомнительными личностями, от бессонных ночей, полных тревожных предчувствий, они становятся мужем и женой. 2 мая 1922 года Сергей Есенин и Айседора Дункан решили закрепить свой брак по советским законам, так как им предстояла поездка в Америку.

Они расписались в загсе Хамовнического Совета. Когда их спросили, какую фамилию выбирают, оба пожелали носить двойную фамилию -- «Дункан-Есенин». Так и записали в брачном свидетельстве и в их паспорте.

После свадьбы Айседора настаивала, чтобы ее больше не называли Дункан, а Есенина. На портрете, подаренном друзьям она подписалась как Есенина. Германия, Франция, Италия… Наконец, Америка. За границей Есенин топит тоску в вине, временами обещая встревоженной Айседоре не брать «три месяца ни капли в рот».

Поездка за рубеж, по мнению Дункан, должна была встряхнуть Есенина, отвлечь, излечить от депрессии. Но ни встречи со знаменитостями, ни красоты и достопримечательности других стран не затронули его души. Есенин по-прежнему страдал от одиночества и переживал из-за того, что его воспринимали лишь как мужа великой Дункан.

Во время долгой дороги домой порой Айседоре становилось не по себе от того мрачного настроения, в котором пребывал Сергей. Им все труднее было вместе, Дункан сознавала, что утратила свое влияние на Есенина.

Страдая от душевной боли, Айседора поняла, что всю тяжесть решения о предстоящей неизбежной разлуке она должна взять на себя. Поэтому на платформе московского вокзала Айседора, держа Сергея за руку, сказала: «Вот я привезла этого ребенка на его родину, но у меня более нет ничего общего с ним». Но ее любовь всегда кончалась испытанием, раной. Итогом отношений стала убийственная телеграмма: