…Эта продуктовая математика никак не клеилась с внезапно проявившейся расточительностью, даже транжирством Валентины Даниловны. Когда свекровь переехала к ним, Рома стал Не забывала Валентина Даниловна и о сыне — пекла, парила, жарила. Рома не хуже Даши на глазах стал округляться, забросил спортзал, ложился на диван и уминал пирожки. Лиза надеялась, что свекровь скоро устанет. Невозможно столько времени стоять у плиты, каждый день варить обеды и ужины. Невозможно кормить младенца и здорового мужика. Да еще успевать бегать с коляской за продуктами, на рынок, тащить на себе пакеты, снова вставать к плите. Лиза отдавала себе отчет в том, что она бы так не смогла, не выдержала. Да и зачем? Ради чего? Можно ведь дать Дашке магазинную банку, а Рома пусть поест на работе. Ради чего так убиваться? Но Валентина Даниловна оказалась не двужильной, а трехжильной. Она не уставала, не жаловалась. Вставала раньше всех, ложилась позже всех. Позволяла себе вздремнуть в середине дня, когда спала Дашка. Но полчаса, сорок минут, не больше, и снова тягала, двигала, поливала цветы, таскала Дашку, раскатывала тесто — духовка, как и стиральная машинка, работали на износ, не остывали.
Самое удивительное, что свекровь тщательно все подсчитывала: сколько пельменей налепила, сколько съел Рома, сколько съела она и сколько Лиза. Лучшие куски мяса свекровь готовила для Ромы, потом шел кусочек для Даши, оставшиеся обрезки она оставляла для себя. Лиза в расчет вообще не принималась — она доедала то, что не доели Рома с Дашей. Лизе было все равно, что есть — к еде она потеряла всякий интерес и даже вкуса не чувствовала. Ела, потому что так было нужно, положено, чтобы свекровь опять не начала приставать с разговорами про ее худобу. Но Лиза не могла понять этих скрупулезных подсчетов — пирожков с капустой столько то, с повидлом столько то, Рома съел три, хотя на тарелке было четыре…