Дом у Тани полная чаша в смысле живности.
Кошка, пёс, две канарейки.
От соседей-алкоголиков в поисках тепла и уюта захаживает мышь.
Плюс сын, плюс муж, плюс свекровь, живущая через дом, но через дом ей скучно.
Плюс с недавних пор потенциальная не-дай-бог-невестка Вика.
Плюс тараканы, вольготно чувствующие себя в голове каждого насельника.
Помойное детство кошки Мамзельки не прошло даром, застарелые психотравмы оживают, Мамзелька мстит домашним тапкам. Удивительно, сколько мести помещается в кошке скромных размеров.
Пёс Мартын не в силах понять, отчего ему приходится спать на коврике, а не на чистых простынях между обожаемыми хозяевами. Если упомянутые хозяева забывают запереть спальню, то Мартыну выпадает счастье, а хозяевам экстремальное пробуждение.
У безымяных канареек сбились биологические часы, днём молчат, ночью не заткнуть.
Мышь прогуливается по кухне, за ней доброжелательно наблюдают — канарейки из клетки, Мамзелька с подоконника, Мартын из прихожей. Никаких поползновений на свободу мышиной личности.
У себя в комнате сын Никита апгрейдит мотоцикл, не в подъезде ж оставлять, сопрут. По громкости Настоящий Мотоцикл должен равняться реактивному истребителю. Пока не достигнуто, но скоро, скоро.
Мужу врачи велели дышать свежим воздухом. Вместо прогулок по парковым аллеям доктор наук Лев Андреич увлёкся охотой сам и увлёк парочку профессоров. По выходным уезжает пугать фауну. Возвращается надышавшись и с пустыми руками. Изредка предъявляет нашпигованную дробью тощую птичку, при этом вёдёт себя так, будто добыл мамонта.
Свекровь четверть века переживает на тему «Лёвушка мог бы выбрать и получше».
Не-дай-бог-невестка Вика — ну что тут скажешь, мог бы выбрать и получше.
Таня отправилась на рынок за новым плащом, вернулась с аквариумом и двумя золотыми рыбками. Рыбки простенькие, лупатенькие. Вообще-то Тане понравились другие, с дивным именем Глаз Дракона, невозможной красоты и возмутительной цены. Но и эти ничего, плавают, ничего не требуют, не возражают, всем довольны. Хоть кто-то.
На юбилей Льву Андреичу подарили лицензию на кабана. В пятницу муж с соратниками отправился убивать несчастное животное, сказал, чтоб не волновались, с ними будет настоящий егерь, завтра вернусь с кабанятиной.
А в субботу Таню вызвали на работу, разыскивать контейнер, отправленный из порта Фучжоу провинции Фуцзян в порт Клайпеда, но по пути растворившийся в океанских просторах.
Свекровь сказала, что конечно же, обед приготовит, хотя и не понимает женщин, у которых семья на последнем месте.
Не-дай-бог-невестка Вика пообещала почистить аквариум, а сын Никита убрать свою тарахтелку куда угодно, лишь бы отсюда.
После многочасовых переговоров с разноязычными диспетчерами контейнер был найден в чилийском порту Крус-Гранде. К этому моменту Таня прокляла саму идею морских перевозок.
Вернулась поздно.
По виду правого тапка поняла — у Мамзельки опять нервный срыв.
Мартын радостно взлаивал и напрыгивал на хозяйку, оставляя на светлом Танином пальто следы немытых после прогулки лап.
Свекровь сказала, всё приготовлено, хотя полдня ушло на отдраивание кастрюль со сковородками, разве можно так запустить хозяйство.
Тут явился с охоты муж, замурзанный до изумления, как будто его долго полоскали в грязной луже. На невинный Танин вопрос, где кабанятина, взъярился, заорал, что и дома нет ему покоя, понимания и уважения, даже ногами затопал.
Свекровь сочла нужным заметить, что до женитьбы Лёвушка подобного поведения себе не позволял. И ещё что-то про нервы, которые не железные. Не Танины нервы.
Взревел мотоциклетный мотор.
В стену застучали соседи.
Таня не раздеваясь прошла в гостиную и села перед аквариумом. В нём мирно дрейфовали две рыбки. Кверху брюхом.
— Татьяна Олеговна, — дрожащим голосом сказала из-за спины не-дай-бог-невестка Вика, — я, чтоб руки не портить, кремом их смазала, а рыбкам, наверно, не понравилось, я не хотела, честное слово!
— Не наверно, а точно не понравилось, — сказала Таня. И добавила, глядя на столпившихся в дверях домашних: — Как же вы мне осточертели! Видеть вас не могу!
Схватила сумочку и ушла.
Бесцельно бродила по безлюдным улицам. Мимо парка, где первокурсник истфака Лёвка собрал ей букет из кленовых листьев. Мимо больницы, где родился Никита, самый симпатичный в палате, прочие младенцы красные, лысые, а Никита с густой шевелюрой, длинными ресницами и аккуратными, будто нарисованными бровями был как с плаката про счастливое материнство. Ходила, пока ноги не начали отказывать. Домой пришла в шесть утра, свет не включала, легла в гостиной, укрывшись покрывалом с дивана, и уснула.
И проспала до обеда, как убитая.
Проснулась от того, что кто-то засопел в ухо.
Мартын сидел на полу, смотрел преданно, увидел, что Таня открыла глаза, и лизнул её в щёку.
Под боком притулилась Мамзелька.
У дивана стояли тапки — красивые, из овчины, с вышивкой.
В гостиную заглянул сын, сказал: — Ну как, подошли? Самые тёплые. Мать, я с дворником договорился, байк в дворницкую поставил, не сердись, ладно?
Пришёл муж, сел рядом: — Танечка, прости, с кабаном этакая несуразица. Маркевича на ёлку загнал, Игорь Петрович ружьё бросил, чтоб бежать легче было, я в болото сиганул, спасался. А егерь этот хвалёный ржал как лошадь. И сразу, и потом, когда Маркевича с ёлки снимали. Бог с ним, да и кабан пусть живёт и жизни радуется. Вставай, мама пирожков напекла, я чайник сейчас поставлю.
Свекровь сказала: — Танюша, ну характер у меня тяжёлый, всегда такой был, но ты же знаешь, я за вас умру, за Никитку, за тебя с Лёвушкой.
В дверь позвонили, Таня открыла. На пороге стояла не-дай-бог-невестка Вика, держала целофановый пакет, в котором плавала рыбка Глаз Дракона, бархатного чёрного цвета с тёмно-синим отливом.
— Господи, это мне? Она ж дорогая! Зачем?
— Я стипендию получила. Зачем? А затем, что я его люблю! Я вам не нравлюсь, а всё равно его люблю! — сказала Вика и заплакала.
Потом пили чай. С пирожками. Разговаривали. Смеялись.
Таня, Лев Андреич, Анна Петровна, Вика, Никита.
Мамзелька на подоконнике.
Мартын под столом.
Канарейки в клетке.
Из-под мойки выглянула соседская мышь.
Ей покрошили печенья и положили кусочек сыру.