— А теперь скажи мне, чё ты на моего Ромку позарилась? Другие, что ль, не брали уже?
Лиза посмотрела на свекровь. Она на глазах растеряла свою разухабистую веселость и смотрела на Лизу с нескрываемой ненавистью. И в этот момент вполне могла укусить ее своими острыми мелкими зубами. Вцепиться в шею и загрызть за своего Ромку.
— Я тебе так скажу. Я всегда говорю как есть, — продолжала Валентина Даниловна. — А ты или съешь, или подавишься. Ромка мой мужик тот еще. У него баб было столько, что я считать устала. Ты такая вся из себя — каменья соленья нацепила и сидишь, зовущая к поцелуям. Так я тебе доложу, и не говори, что не предупреждала, — видала я таких, пусть он с тобой поваландается, я уж стерплю как-нибудь, а женится он на нашей, на местной. Поняла? А надумаешь ему жизнь поганить, так я на тебя управу найду. У меня рука тяжелая, я один раз случайно махну, так ты не встанешь.
— Вообще то мы уже поженились, — сообщила Лиза.
В этот момент на улице раздались хлопки от взрывающихся петард.
— Страна контрастов, едит твою. Вот тебе и здрасьте покрасьте! Вот тебе и баптистка евангелистка на мою голову. Вот тебе и нарядница разрядница! Пойду я, перекурю это дело.
Валентина Даниловна вышла на лестничную клетку. Лиза осталась сидеть на кухне, но через минуту не выдержала и пошла будить Рому. В конце концов, это его мать, пусть с ней сам и разбирается. Еще и называет его так противно — Ромка.
— Ром, Рома, просыпайся!
— Что?
— Ничего. Я ей все сказала.
— Что сказала? Кому?
— Валентине Даниловне. Сказала, что мы поженились.
— Зачем?
— Так получилось. Она мне стала угрожать и рассказывать, сколько баб у тебя было. И что ты на мне не женишься. А что мне оставалось? Ты спишь, а я отдувайся?
— Ладно, разберемся. Где мама?
— Пошла перекуривать на лестницу.