…
После чемпионата мира нас ожидает то же, что в марте четырнадцатого: обострение внешнеполитической повестки и судьбоносный захват чего-нибудь небольшого, но духоподъемного.

Тут ведь в чем штука: они наконец поняли, что он любит и чего не любит больше всего. Больше всего ему нравится со снисходительной улыбкой принимать здесь мировых лидеров и показывать, как у нас все хорошо: на питерском экономическом форуме он прямо плавал в этой атмосфере уважительной враждебности, осторожного подобострастия, признания сквозь зубы. В его системе ценностей народная любовь давно ничего не весит, он знает, какое это переменчивое дело и как легко она покупается. Ему нужен международный престиж, он все делает с оглядкой на них, ему хочется, чтобы о нас говорили примерно так же, как о советском хоккее в семидесятые. Мы — «большая красная машина», нас боятся, не любят, но восхищаются. И он не хочет, чтобы любили. Любовь проходит, а страх никогда. Так что форум и чемпионат — его главные праздники. И больше всего он не любит, когда ему, по выражению одесского бандитского короля, нарушают праздник.

А его нарушают: и Сенцов со своей голодовкой, и доклад международной комиссии по «Боингу», и обострение ситуации в Донбассе (и он наверняка убежден, что украинская сторона приурочивает это к чемпионату — как в 2014 году искренне верил, что Майдан затеяли для осквернения его личной Олимпиады).

И реакция на все эти обострения одна: как, вы пытаетесь испортить нашим людям их главный праздник? Мы не жалеем денег на хорошее впечатление, наши люди жертвуют всем — и вы нам плюете в лицо в ответ на гостеприимство, на безупречную холодную вежливость нашей дипломатии, на изящество пропаганды? Так вот же вам! Вы хотели смазать впечатление от Игр — и получили Крым, а потом и гибридную войну; вы приурочили к чемпионату свои доклады и разоблачения — так получайте!

Всех, кто будет вякать в надежде привлечь внимание иностранных гостей, будут вязать втрое жестче и наказывать, как за террор; и если на фоне чемпионата действительно появятся обострения — «мстя будет страшна». Нет занятия опасней, чем омрачать его радости. У него же их так немного — грузовик поводить да с Меган Келли поболтать.

…

Я им прямо любуюсь на форуме, где он питерским небом храним и глумится над теми, которыми, что обычно глумились над ним. Нашей банде Европа — помеха ли? Как один обломались, козлы. Обвиняли во всем — а приехали, возмущались — а вот приползли! Никогда мы не будем изгоями.

Выла Меркель, ругался Макрон — а теперь он встречался с обоими и поставил их в позу «наклон».

Вся Европа нагнулась и хавает. Не тиран, а хозяин скорей, — он блаженствует прямо, он плавает в ощущеньи победы своей. Словно Рембрандт в присутствии Саскии, он лучится довольством, теплом, снисхожденьем… Какие тут санкции? С изоляцией вышел облом. Все спешат с навостренными лыжами, как гаремные жены — в кровать… Нефть упала — однако мы выжили; Мэй орала — тем паче плевать! Никакие скандальные Скрипали не влияют уже на умы; нам неведомо, что они выпили. Если выжили — это не мы. Мы царуем, подобно Тарквинию. Русский мир — это наши дела. Не ходите за красную линию — и Лукреция будет цела.

Он и сам тяготился бы ссорами. Заходите, мадам и мусьё! Он действительно счастлив на форуме, ради форума, собственно, все: не для вас же, товарищи-граждане, креатив и трудящийся класс? Вы же сами, по-моему, жаждали, чтобы вытерли ноги об вас? Вы же видите в этом величие, генералы, министры и знать; вы не знали другого обычая — и откуда вам, собственно, знать? Не для вас, горемычных, изваяна декорация эта, увы; вы и так никуда от хозяина, только этим и держитесь вы. Не для вас он цветет и лидирует: так дракон равнодушен к хвосту. Не для вас он с ухмылкой позирует в грузовозе на Крымском мосту. Это все не России, а Западу, хоть уютным, но скучным местам, потому что он понял по запаху, как ужасно обделались там. Им-то жаль и себя, и имущества, и накопленных бабок, и сил, — нам же нравится гибнуть и мучиться (и вдобавок никто не спросил). Нам равно — погибати и выжити. Наш народ — холостяк, нелюдим… Если ж вы нам немного полижете, мы вам нефти и газа дадим.

(В этом, собственно, суть его вызова, для того и позвали гостей: все своими настолько зализано! От чужих это как-то острей.)

И не надо тут быть острословами, упреждаем родную печать, и Немцовыми или Сенцовыми чистый праздник его омрачать, вылезать с подозреньями, с «Буками», с обвиненьями наших вояк… Это как с неприличными звуками вылезать на гламурный сходняк. Что вы носитесь с проклятым именем, приравняв террориста к Христу? Ведь у нашего радостей минимум: мундиаль да проезд по мосту.

В том и суть его комплекса главного: показать петербургской братве, что его принимают как равного — и везде, а не только в Москве. Приглашать иностранного лидера на показ, на потеху, на глум, чтоб Европа смотрела и видела: он нагнул эту мелочь. Нагнул. Всем лицом восклицает: могу же я! — с интонацией гордой — круты: потому что и газ, и оружие — под восторги родной гопоты. Мы прикрыты и Бродским, и Пушкиным, ибо правила нашей игры неизменны: блатные к … снисходительны. Даже добры. (Тут какое-то слово пропущено — в тексте вымарка, вроде дыры.)

Все, как хочется гордому воину, покорителю прочих Валгалл. Так что Питер потерпит. Чего ему? Он еще не такое видал. И убийство российского гения, и восстания, и мундиаль, и волнения, и наводнения, и октябрь, и январь, и февраль.