— Мария Васильевна, вы не помните, я сегодня завтракала? — спрашивала Ольга Борисовна.

— Да, и пора ужинать. Сейчас капусточка тушеная будет готова.

— Я же вчера ела капусту. Сегодня пятница? В пятницу я всегда готовила Жене рагу. У нас есть рагу?

— Четверг, сегодня четверг. Вы же любите тушеную капусту. Через пять минут сядем ужинать.

— Мария Васильевна, посмотрите, в холодильнике должна быть банка красной икры. Женя приносил. Давайте откроем. Так хочу икры! Зачем ждать повода? Давайте на двоих и съедим!

— Олечка, вот капусточка, надо поесть. И вот таблетки.

— Завтра разбудите меня пораньше, я кашу сварю, как Женя любит. Он, знаете, любит овсянку на воде. Без молока. С медом. Вы не знали? Он всегда чувствует, кто овсянку варил. Завтра сама ему сварю.

— Ольга Борисовна, Женю-то похоронили, вы помните?

— Конечно, помню. Только я вот думаю — урну на Донском в колумбарий поставить? Женя мне говорил, что институт позаботится о месте, чтобы я не беспокоилась. А вот где место — не помню, хоть убейте. Как вы считаете, урна не хуже могилы? Ведь какая разница? Но я беспокоюсь о его коллегах и учениках. Может, не нужна была кремация? Хотя вы знаете, если бы развеять прах, это было бы очень… очень похоже на Женю. Мне кажется, ему бы понравилось. Как вы считаете, а для развеивания есть специально отведенные места или нужно запрашивать разрешение? Сейчас все время нужно что-то запрашивать. Или это раньше было, а потом отменили. Странно, что я об этом думаю. Даже не знаю, почему мне такое приходит в голову. Какая-то тревога внутри, будто я что-то забыла, не так сделала. Не помню совершенно. Будто произошло что-то плохое, неприятное. Маша, все прошло хорошо? Успокойте меня.

— Да, все хорошо, Ольга Борисовна. Надо сейчас поесть. Ужин…