— Знаешь, что было самым страшным? — Лиза уставилась в чашку с чаем. — Когда я увидела его фотографию с сыном. Он держит его на руках и улыбается. Мальчик, кстати, симпатичный. Совсем на Рому не похож. Так ведь бывает, да? Когда девочки на пап похожи, а мальчики на мам. Это странно. А бывают дети, которые сразу сами на себя похожи? Правда? — Лиза продолжала наблюдать за танцем чаинок в чашке.
Смотреть на нее было страшно — худая до измождения, с торчащими ключицами, высохшая, с невнятным цветом волос. Лиза не могла унять руки: вытаскивала салфетку из салфетницы — рассыпала всю стопку, пыталась аккуратно сложить — запихивала одной кучей, снова бралась за ложку и мешала чай, давно остывший. Несколько капель попали на руку, Лиза снова потянулась к салфетнице, опрокинула, салфетки слетели на пол.
— Понимаешь, у него есть вторая жизнь. Первая закончилась и началась вторая — все заново. Жена, дом, ребенок. Так легко у него все получилось. Стер и написал заново. У него все, абсолютно все начнется сначала. Теперь уже точно. Все новое, свежее, как после капитального ремонта. Он все сломал, все содрал, ничего не пожалел. Я все время об этом думаю. Думаю и думаю. Каждый вечер. А что у меня? Ничего. Он содрал меня, как обои, и выбросил на помойку. Понимаешь? Меня, мой дом, мою жизнь… — Лиза, продолжая говорить, собрала салфетки с пола и попыталась запихнуть их обратно в салфетницу. — Почему у него есть другой ребенок, а у меня нет? Почему он живет и улыбается? Разве это справедливо?.