…Восемь недель беременности. Я на кладбище. Живота еще не видно. Мы хороним отца мужа, который не знал, что у него будет внук. Я за рулем и развожу по домам родственников. Когда высаживаю очередную тетушку, выхожу и блюю в кусты — у меня токсикоз.
Девять недель беременности — я в больнице на сохранении. Ничего не помню, кроме врача — молодого мужчины. У него большие теплые руки с прозрачными волосками на пальцах. Моя мама договаривается с ним, что он будет меня вести и примет роды. Мама, как всегда, шутит, улыбается, рассказывает анекдоты. Выводит меня на улицу, садится прямо на бетонную лестницу и закуривает. Мимо ходят люди, она не двигается. Люди обходят эту странную женщину, которая что-то быстро говорит на непонятном языке. Когда ей совсем плохо, она обращается к святому Георгию. На родном языке.
Шесть месяцев беременности. Я звоню врачу договориться об очередном приеме. Трубку поднимает чужая женщина. «Врача нет», — говорит она и вешает трубку. Во второй раз она добавила «больше нет». Он разбился на машине — с женой и двумя дочками. Вернулся из отпуска, поехал покупать девчонкам школьные принадлежности и форму.
«Мама! Что мне делать?!» — кричала я. Мама сделала то, что могла, — отвела к своей знакомой — армянке Мхитарян. Они были давно знакомы — с тех пор как маме поставили диагноз «рак», а Мхитарян сказала, что рака нет — за двадцать долларов и бутылку коньяка мужу. Единственная дочь Мхитарян только что потеряла ребенка и уже не могла стать матерью. Мхитарян решила, что больше она не отдаст ни одного ребенка. Она спасала еще не рожденных детей. Спасла и моего.
Девятый месяц беременности. Я на сохранении. Муж на кладбище хоронит свою маму. Меня нет рядом.
Когда моя мама увидела внука, слегла с сердечным приступом. Не от счастья. От сознания того, что все позади. Муж вцепился в сына мертвой хваткой и не выпускал. По ночам он подходил к кроватке и тихонько тряс сына за животик — дышит? Он все время рассматривал его — сыну достались глаза покойной бабушки и подбородок покойного дедушки. «Он пришел на смену», — сказал муж.
О втором ребенке я боялась даже думать. Мне было страшно до тошноты. Я не хотела, чтобы ребенок «пришел на смену»…