1.
Петербург, как известно, маленький город.
Он был чуть больше, когда я был молод,
Но вдоль-поперек мною прожит и пройден
Для путешествий он стал непригоден.
Теперь что проспекты, что переулки —
Не для путешествия всё. Для прогулки.
Ну что ж, прогуляемся. Встанем со стула.
Рискнем разогнуть всё, что время согнуло.
Разомнем позвонки, почувствуем возраст:
С утра суставы хрустят, как хворост.
Будем сидеть — превратимся в овощ.
Пойдем! Там — Питер, и он нам в помощь.

2.
Прыгнем в метро, чтоб добраться до центра.
Надежность метро почти стопроцентна:
Поезда не сталкиваются, нет пробок,
Едешь с согражданами бок о бок
И, шевеля губами надутыми,
Измеряешь не метрами путь, но минутами.
Вагон, что гробик. Катишься в гробике
И упражняешься в физиогномике:
Кто-то читает, кто-то сморкается,
Этот кемарит, вон тот притворяется,
Можно попробовать догадаться,
Кто кем работает, на какой выйдет станции,
Замужем-нет, сколько лет и даже
Что с персонажем случится дальше.
И раз уж ты в жизни настолько сведущий,
То должен знать: ты выходишь на следующей?
Выходишь. Делаешь пересадку.
Получаешь при входе толчок под лопатку,
Который тебе придает ускоренье
И в корне меняет твою точку зренья
На мир вокруг. Хочешь встать руки в боки —
Нельзя. Всюду ж, блин, пассажиропотоки!
В общем, так: пока я храню людям верность,
Выноси, эскалатор, меня на поверхность.

3.
Мой маршрут: Пять Углов — Фонтанка — Невский.
Облака — как рваные занавески,
Подворотни, подъезды — как дыры в бюджете,
Мат на стенах — как счет на манжете,
Повсюду неоновые курсивы,
Без них бы тут не было так красиво.
Но Питер пиару не поддается:
Его хвалишь — он плачет, обидишь — смеется,
Он сам про себя давно все знает.
Питер красив. Но он ускользает.
Но этот насмешливый профанатор
Тонких метафор поэтов-фанатов
Становится вдруг податлив, как паста,
Если взглянуть на него беспристрастно.
Если не лезть к нему спьяну, сдуру,
Не вгрызаться взглядом в архитектуру,
А просто смотреть, не ломать взглядом целки,
А просто смотреть на него без оценки,
Тогда он играть не захочет в прятки,
Он сам размажется по сетчатке,
Ворвется в легкие, сделает сальто,
Ёкнет в аорте глухим контральто,
Проникнет в кровь, а по ней и в сердце,
А там для него уж открыта дверца —
Ты и сам не заметил, как слезы вытер
И улыбнулся: ай да Питер!

4.
И я не заметил, как улыбнулся.
Снобизм мой выдохся, пафос сдулся.
Хули гордиться, что я петербуржец?
На моих ботинках грязь его лужиц,
На моих щеках его пыль и копоть,
Что мне — от счастья в ладошки хлопать?
Вот он стоит, почти безупречен.
Я просто живу здесь. Гордиться нечем.

5.
Я сижу в кафе. Слева три студента
Болтают по-русски почти без акцента —
Когда обсуждаешь модные диски,
Речь сама начинает звучать по-английски.
Справа щебечет стайка девчонок,
Для барабанных моих перепонок
Их взвизги — серьезное испытание,
Что ж, надо было подумать заранее…
Сзади четыре датых подростка
Стебут друг друга довольно жестко.
Какой-то чучмек кричит в мобилу:
«Ара, слушай, скажи Автандилу,
Будут проблемы — деньги вышлем…»
Я бы должен себя тут чувствовать лишним,
Но я не чувствую. Потому что
Мне одиноко здесь, но не скучно.
Мне одиноко здесь, но приятно.
Все, что творится здесь, мне понятно.
Вот так, выражаясь штилем высоким,
Питер учит быть одиноким.

6.
А интересно, что было б, если
Все жители города вдруг исчезли,
А сам он остался. Вот что бы было?
Допустим, всех наводненьем смыло,
Потом вода постепенно спала —
Город стоит, а нас не стало.
Вот что б он почувствовал? Облегченье?
Свое особое предназначенье?
Вдруг не бессмертие? Вдруг ненужность?
Так сказать, абсолютную петербуржность…
Нет, ему все равно был бы нужен Некто —
Без наблюдателя нет объекта,
А сам за собой наблюдать он все же
Вряд ли способен. Я, кстати, тоже.

7.
Или представим, что этот город
Покинули снег, и дожди, и холод,
Или он сам, так будет вернее,
На тысячу километров южнее
Перелетел. Бац! — без всяких санкций
Мы все — не русские, а испанцы.
Невский — El Nevski, Нева — La Niva…
Черт, а мне нравится перспектива!
Наша кожа станет другого оттенка,
Повсюду будут играть фламенко,
И — Что там за крики со стадиона?
— Да там опять «Зенит» —"Барселона"…
Конечно, белых ночей не будет,
И ветер с Ладоги нас не простудит,
И вряд ли мы станем также надсадно
Петь грустные песни, но это ладно.
Зато будет мягкий приятный климат.
Если нас там, конечно, нормально примут.
Потому как столицы не любят гордых,
И с Мадридом мы будем в таких же контрах,
Как и с Москвой. Ведь никто не знает,
Это климат на нрав на наш так влияет
Или наоборот: то бишь, мы на климат —
Не потому ли Питер задвинут
Десницей божьей в такое место,
Где просто бессмысленно слово «сиеста»?
Где должно быть пасмурно и прохладно,
Где должны мы песни орать надсадно,
Где зимою слякоть, а летом влажно
(Чувство собственной влажности — это важно!),
Где фантазия делает адский выверт:
Пока душу она из поэта не вынет,
Она не иссякнет. Так сделал кто-то:
Везде асфальт, но под ним-то — болото.
Мы стоим на асфальте двумя ногами,
Но болото — везде: и под, и над нами.
В Питере мало тепла и света.
Так вышло. Мы любим его и за это.

8.
Еще здесь есть львы, и сфинксы, и кони.
На последних цари сидят, как на троне.
То ли конь подчеркивал царскую смелость,
То ли на троне им не сиделось,
Что, кстати, очень похоже на правду.
Они задницей чуяли: лучше награду
Вручить себе самому при жизни
За верность служенья своей же отчизне,
Чем верить в народную благодарность:
Благодарность народа — почти фамильярность.
Вообще эти статуи — некий символ
Того, что не всё в человечьих силах.
И чтоб уберечься от напоминаний
О тщетности собственных начинаний,
Власть переместилась плавно
В другое место. Что, в общем, славно.
Кстати, откуда у нас это право —
Критиковать столичные нравы?
Я думаю так: нам его передали
Вот эти самые государи,
Вот эти ковбои окаменелые,
Они были смелы, и мы теперь смелые.
Каждый — в своем. Проводя аналогии,
Современный правитель должен по логике
Быть увековечен — допустим, в бронзе —
Сидящим в «ЗИМе» или «Роллс-ройсе».
В одной руке — ядерный чемоданчик,
В другой — спасенный чеченский мальчик,
И не фиг меня поддевать вопросом,
Чем он рулит. Разумеется, носом.
Те, кстати, тоже не сильно рулили.
В основном, девок трахали, водку пили.
Хотя, конечно, и воевали,
Строили флот, друг друга свергали,
Позировали Рокотову и Брюллову,
Старались быть верными данному слову,
Что отнимало энергии кучу
И не раз вызывало в народе бучу.
Пусть редкий царь был мудрец и воин,
Но все-таки город-то был построен.
Выходит, правильно ставили цели.
А дальше уже кваренги, растрелли
И прочие росси взялись за дело
И справились, надо сказать, умело.
Так что статуи те — до последнего хрящика —
Просто памятники идеальным заказчикам,
Что ставят задачи и честно платят.
И любуются люди, и птички гадят,
И летят к подножью цветы и окурки,
И все это в нашем — не в их — Петербурге.

9.
В моем Петербурге играют блюзы,
Разноцветные шарики гонят в лузы,
Говорят слово «лизинг» без тени смущенья,
И редко когда просят прощенья —
Чаще теперь звучит «извиняюсь».
Меняется все. И Питер, меняясь,
Все время нашептывает аборигенам:
«Ничего, что было бы неизменным,
Не существует. Пора привыкнуть
К этой мысли. Не то, не успеешь крикнуть,
Окажешься в яме, в дерьме, в кювете,
А то и вообще не на этом свете.
Меняется всё: мечты, ориентиры,
Значения слов, привычки, кумиры,
Течения рек, вообще погода,
Цвет облаков, характеры, мода,
Взгляды, физические константы
И даже, и даже меняешься сам ты.
Меняется — неотвратимо, кромешно —
Весь мир. Кроме меня, конечно».
Так может врать только тот, кто знает,
Что он умирает. Но он умирает
Уже изначально. И так беспечно
Он умирать будет, видимо, вечно.
Такой вот город. Невыносимый,
Но очень, очень, очень красивый.

10.
Петербургская барышня. Наверно, уж сто раз
Пытались поэты постичь сей образ,
До истины и до сих пор не близко.
То Незнакомка, то Барбара Брыльска,
То что-то такое полупрозрачное,
Что-то русое, нечто мрачное,
И фригидное, и сексуальное,
Но, безусловно, интеллектуальное.
Как поэты не обольщались,
Как режиссеры не извращались,
Так ничего и не устаканили,
Лишь мозги тинэйджерам затуманили.
Скажу как закоренелый практик:
Будь в моем багаже, хоть фактик,
Отличающий барышень петербуржских
От московских, рязанских или калужских,
Я раздул бы его до такого размера,
Что содрогнулась бы ноосфера.
Я всю жизнь бы им посвящал поэмы
И ни с них не слезал бы, ни с этой темы,
Но, увы — ни особых душевных качеств,
Ни физических данных, что тоже значат
Совсем немало, не обнаружено.
Простишь ли меня ты теперь, петербурженка?

11.
Я стою на набережной Фонтанки.
Смотрю на воду. Пивные банки,
Окурки, листья, презервативы
Плывут куда-то неторопливо.
Я отражаюсь в воде дремотной.
Я представляю Фонтанку плотной,
Желеобразной, горячей массой.
В ней не поплаваешь кролем, брассом,
В нее хорошо солдатиком прыгнуть,
Пойти на дно, дна не достигнуть
Да так и застыть в этой вязкой массе,
Как жук в смоле или муха в масле.
Но не захлебнуться — к чему мученья? —
А медленно, медленно плыть по теченью,
Вращая глазами, вообще вращаясь
Вокруг оси своей, не прощаясь
Ни с кем, уплыть по реке куда-то,
Где ни абсциссы, ни ординаты,
А только тусклый и теплый омут…
Но все же вода — это то, в чем тонут,
Поэтому я, стряхнув наважденье,
Назад забираю свое отраженье
И продолжаю свою прогулку,
И сердце бьется уже не гулко.
Особенность Питера: здесь есть вещи,
С которыми нужно как можно резче.
Увидел, понял — и дальше топай,
Не стой там, как на Плющихе тополь,
Не то хорошего не получится:
По взгляду по твоему, по лучику
Они затянут тебя на раз-два
В такие муторные пространства,
Откуда выйдешь ты только с Пряжки,
В завязанной сзади ночной рубашке.

12.
Я встретил знакомого на Рубинштейна.
Он шел домой с бутылкой портвейна.
Позвал к себе, я отказался.
Я спросил: «Как жизнь?» А он: «Задолбался.
Работы до дури, хочу напиться.
Мне этот бизнес и ночью снится!
Блин, в этом городе платят кисло…» —
Он стал называть разные числа
И рассказывать мне, как где-то кто-то
Получил вдвое больше за ту же работу.
Я сказал: «Уезжай и мозги не трахай»,
А он: «Из Питера? Да иди ты на ***".

13.
Чтобы быть петербуржцем, необязательно
Родиться в Питере. Как и писателем
Можно быть, не закончив и восемь классов —
Сколько гениев вышло из лоботрясов!
Ты жил себе, жил в какой-нибудь Вологде,
В Тотьме, в Твери, в любом другом городе
И вдруг — очнулся на этих улицах.
А дальше… Дальше — сплошной Кустурица.
Стрелка. Июнь. Ты глядишь бесстыже:
Впереди — Петропавловка, сзади — Биржа,
Петроградка, Невский, Васильевский остров,
Прямые линии… — просто? Просто.
Да ты тут всё завоюешь на фиг!
Ты можешь даже составить график
Завоеваний. Твой ум, как бритва.
Ты вызываешь весь мир на битву,
Ты смел, хитер, ты готов к подвохам,
Но с каждым движением, с каждым вдохом,
С каждым выдохом, с каждым шагом
Ты чувствуешь: блин, ты столкнулся с магом,
Который, как какой-нибудь Нео,
Уже в тебе. И Нева, и небо,
И все остальное тебе уже отдано
Без всякой битвы. «Господи, вот оно!» —
Задыхаешься ты. Давай, брат, действуй —
Гуляй со спицей Адмиралтейства
В сердце своем!.. О-кей, не буду
Пугать тебя петербургским Вуду —
Питер с тобой и так не расстанется.
Но главное вот что: тебе это нравится.
А завоевать-то его не сложно.
Бери. Избавиться — невозможно.

14.
С другой стороны: можно здесь родиться,
Прожить всю жизнь, и в невской водице
Утонуть, провалившись под лед в апреле,
Но не понять, где на самом деле
Ты столько лет дымил и сквалыжил,
Жил — не жил, выживал — не выжил,
То есть не чувствовал ничегошеньки,
Чай, не принцесса ты на горошинке.
Вечно бухой, и на все в обиде —
«Крутой мужик был», — скажут на панихиде,
И это, пожалуй, всё, что скажут.
Талант пропит, капитал не нажит.
Ты откуда? Из Лондона? Питера? Кракова?
Плебейство всегда и везде одинаково.

15.
На Невском всегда толкотня и грохот.
Урчанье машин, человечий рокот
Меня оглушают, как взрыв в катакомбе,
Всего минута — и я уже зомби.
Так в дурке с мыслями о высоком
Вмиг справляются электрошоком,
И если вдруг кому одиноко,
Дуйте на Невский. Таких тут много.
Тут можно запросто разминуться
С самим собою. Тут люди трутся
Плечом о плечо, взглядом о взгляд и
Душой о душу… Нет, это вряд ли…
Скорее — мыслями и мечтами:
Кто об Игоре, кто о Тане,
Кто о «Сони», кто о «Самсунге»,
БГ о «Грэмми», матрос о юнге,
Кто чего хочет, кто чем мается —
Здесь тебя всё буквально касается.
И сам ты, плачешь или смеешься,
Точно такой же. Поскольку — трешься.
Не презирай же своих сограждан,
Влекомых вдаль, кто духовной жаждой,
Кто просто жаждой, а кто наживы,
Давай-ка, интеллигентик вшивый,
Включайся в этот веселый слалом:
Призов — в обрез, игроков — навалом.
А то не успеешь, и опоздаешь,
И не сумеешь, и не узнаешь,
И не увидишь, что все увидят…
Где метафора, где эпитет,
Чтоб передать это ощущенье?
Я не нашел их. Прошу прощенья.
Видать, поэтому каждый день я
И изучаю законы тренья.
Невский — и тут рукоплещут зрители —
Самое московское место в Питере.

16.
Тут все же надо внести поправку:
На Невском проспекте такая давка
Только в светлое время суток.
Чем ближе ночь, тем меньше маршруток,
Меньше машин, продавщиц, туристов,
Меньше художников и гитаристов,
А потом и они исчезают где-то —
То ли в метро, то ли в волнах света,
Падающего из глубины Вселенной
На нас по касательной от Селены.
Постепенно пустеет усталый Невский,
Теперь делить нечего здесь и не с кем.
Теперь можно делать тут все, что хочешь.
Совет влюбленным: часа в три ночи
Хорошо идти по проезжей части,
И не прикасаясь к предмету страсти,
Насвистывать что-нибудь из Маккартни,
И коль менты не спутают карты,
Получите странное наслажденье
И от Невского, и от пенья.

17.
Я слышу собственное дыхание,
Слов различные сочетанья,
Переплетения интонаций,
Приказы из милицейских раций,
Призывные крики экскурсоводов,
Ругань таксистов и пешеходов,
Признанья в любви, обсуждения шмоток —
Тысячи разгоряченных глоток
В одном немыслимом диалоге.
Интересно, к чему мы придем в итоге?
К тому, что каждый займет свою нишу?..
Я слышу себя. Или не слышу?

18.
Я вижу глаза идущих навстречу:
В одних горит: подойдешь — изувечу,
В других сияет: жизнь — прекрасна,
В третьих вообще все давно погасло,
В четвертых искрит: денег достать бы,
В пятых блестит: не родить бы до свадьбы,
В шестых мерцает: дашь — не обижу…
Я вижу себя. Или не вижу?

19.
Я чувствую: твердь под своей подошвой,
Пустой желудок, грезящей «ношпой»,
Сумку, врезающуюся в ключицу,
В левом глазу соринку, ресницу,
Случайные прикосновенья прохожих,
Холодный ветер на теплой коже,
Дым, заползающий в носоглотку,
Мышцы лица, позвонки, походку…
Я чувствую это. И, что бесценно,
Я чувствую это одновременно.

20.
Я думаю. Думаю отвлечённо,
Что вот не думаю ни о чем я,
И на душе моей так спокойно…
Молчанье разума — радость воина.

21.
Я знаю, что где-то есть жизнь иная.
Я знаю это. Я это знаю.

22.
Не важно, что будет со мною завтра.
В моей голове крутится мантра.
Повторяйте за мной, если хотите:
Я в Питерепитерепитерепите…

23.
Ну, вот и метро «Площадь Восстания».
Я гулял бы и дальше, не перестань я
Искать что-то новое в звуках, в лицах —
Всякая страсть должна утолиться,
И я свою утолил. Наверно,
Прогулка вышла немного нервной,
Особенно тот эпизод с Фонтанкой.
Да и на Невском я с перебранкой
Переборщил — зря я встал там в позу,
Но в целом прогулка пошла на пользу.
Правильно сделал, что вышел из дома,
А то бы нашла на меня истома,
И я бы ей сдался опять покорно,
А дома-то дел, между тем, по горло.
А так я встряхнул и чувства, и мысли,
И те места, где должны быть мышцы,
Энергии качественной навампирил
В этом модерне-барокко-ампире,
И теперь довольный валю отсюда
Домой, где меня уже ждет посуда,
Оставшаяся после пьянки вчерашней.
Мыть посуду с больною башней —
Это же два наказанья сразу,
Мне это садо — совсем не в мазу.
Теперь же я с этой немытой кучей
Справлюсь в два счета, как Ельцин с путчем.
В общем, спасибочки Петербургу
За всё: за энергию, за прогулку,
За тарелки с присохшими овощами…
Что бы еще сказать на прощанье?
Надеюсь, Питер я не обидел.
А если обиделся кто за Питер,
Милости просим бить морду автору —
Его вы найдете в районе Автово,
Можете также этого гада
Поймать, например, у Летнего Сада,
На Петроградке, на Невском, конечно.
Встреча, в общем-то, неизбежна.
Можно везде меня взять за ворот —
Петербург, как известно, маленький город.