У меня есть приятельница Муся, у которой шестеро детей. Старшему — четырнадцать, младшему — три, остальные распределены равномерно в этом промежутке. Экспериментальным путем Муся вывела, что рожать детей ей легко, а воспитывать — сложно. Поэтому она их и не воспитывает, бережет себя. Максимум — швырнет чашку в стену, да и то больше души для, а не увещевания ради.
Из всех живых существ, появлявшихся в их квартире, с сохранной психикой остался только джунгарский хомяк. И тот лишь по той причине, что успел удрать раньше, чем его посадили в банку. С тех пор его слышали иногда, но не видели (из чего я делаю вывод, что все вранье про скудный ум хомяков).
Неделю назад к Мусе пришел сантехник устанавливать новый унитаз. Прежде мне казалось, что сантехники — морально устойчивые люди. Помнится, однажды у нас дома в два часа ночи унитаз забулькал, а потом пошел извергаться что твой Эйяфлатлайокудль и примерно с такими же последствиями в масштабах одной семьи. Полчаса спустя по вызову пришел бородатый сантехник и застал нас с мужем, похожих на двух ополоумевших птичек, перепачканных в нефти: то же мучительное непонимание во взгляде — за что?! — и предчувствие ужасной близкой гибели.
Сантехник оглядел нас, пряча лукавую улыбку в бороду, и сообщил, что гавно — к деньгам.
— Это только во сне! — взвилась я. Мне не хотелось никаких денег, мне ничего не хотелось — только чтобы меня по-человечески захоронили в земле, а не в нечистотах.
Но сантехнику было не привыкать иметь дело с буйными пациентами. С той же кроткой улыбкой он сказал то, что вышибло из меня способность к возражениям.
— Так вы представьте, что спите, — ласково посоветовал он.
И пошел бороться с потоками фекалий, насвистывая «Александра, Александра, этот город наш с тобою».
Так о Мусе.
Их сантехника встретили дети и помогли ему дотащить новый унитаз до ванной комнаты. Они пошли с ним и копошились вокруг, пока он возился, снимая старый. Сантехник притащил новый унитаз в Мусину квартиру на своем горбу и очень переживал, как бы его не разбили.
— Это все ваши дети? — угрюмо спросил он, когда Муся заглянула в ванную.
— А вы хотите кого-то взять взаймы? — обрадовалась Муся.
Сантехник пробурчал что-то неразборчивое, и Муся упорхнула. А дети остались. Кто-то пел песенки, чтобы ему не было скучно, кто-то висел на бачке, а двое подрались из-за его разводного ключа. Сантехник чувствовал себя хуже, чем Маугли, попавший к бандерлогам. Он попытался их выгнать, но невоспитанные дети отказались уйти.
И тогда он призвал на помощь педагогику. Достал какую-то блестящую металлическую фиговину, показал детям и сказал, ухмыляясь:
— Кто первый покинет туалет, тому подарю эту штуку.
Ну, дальше можно не рассказывать. Шестеро детей ломанулись наружу и расколотили новый унитаз, стоявший у стены.
Больше всего мне понравилась реакция Муси. Придя на грохот и найдя побагровевшего сантехника над фаянсовыми останками, она укоризненно заметила:
— Мне до сих пор удавалось ограничиваться чашками.
— Мужественный человек, — восхищенно рассказывала мне Муся вчера. — Представь, унитаз он нам все-таки поставил. Только предупредил: никаких детей, пока он работает. Хотел прийти в себя, бедненький! И что ты думаешь? Когда он снял наш несчастный толчок, на него откуда-то выскочил джунгарский хомяк.
Мне представился сантехник, трясущимися руками снимающий унитаз, и красноглазый хомяк, пираньей выпрыгивающий на него из жерла трубы.
— И что с ним стало? — сочувственно спросила я.
— Помер с перепугу, — небрежно сказала Муся. — Дети устроили ему пышные похороны под каштаном.
Прошло несколько секунд моего остолбенелого молчания, прежде чем я поняла, что она о хомяке.
— А сантехник?
— Когда уходил, смеялся, — неопределенно ответила Муся.
Я не рискнула уточнять, был ли то смех душевно здорового человека, или тень безумия коснулась сантехника мягкой хомячьей лапкой.
У Муси день рождения через неделю, мне предстоит провести в их квартире не меньше трех часов. Если что — устройте мне пышные похороны под каштаном.