Как поссорился Корней Иванович с Самуилом Яковлевичем
Так уж сложилось, что гениальных мифотворцев Корнея Ивановича Чуковского и Самуила Яковлевича Маршака мы воспринимаем не через грандиозные масштабы их личностей, а скорее через созданные ими весёлые картинки мира детства. Потому что и мы, и наши бабушки, и даже некоторые прабабушки, будучи щекастыми трёхлетками с чумазыми пятками, сосредоточенно познавали этот самый мир, водя пальчиком по раскрытым книжкам этих фантазёров и знатоков детской души.
Между тем, раздвигая пёстрый занавес из Айболита, Усатого-полосатого, Крокодила, Тараканища, глупого мышонка, Мойдодыра — кстати, все ли могут определить, где чьё стихотворение? — мы находим двух чудовищно талантливых и в той же степени вздорных и непримиримых литераторов. В каком-то смысле даже тиранов. И тем феноменальнее их многолетняя ядовитая дружба, окончившаяся откровенной враждой со всеми вытекающими из неё сердитыми нападками и колкими издёвками.
Секретарь двух колоссов
В своих воспоминаниях ещё один великий сказочник Евгений Шварц, успевший поработать секретарём и у Маршака, и у Чуковского, даёт немало скульптурно точных штрихов к портретам обоих колоссов. Так, про Чуковского он пишет:
«Человек этот был окружён как бы вихрями делающими жизнь вблизи него почти невозможной. Он был в отдалённом родстве с анчаром, так что поднимаемые им вихри не лишены были яда».
По словам Шварца, «бушующий» Чуковский почти не имел друзей, он обладал парадоксальной трудоспособностью, с избытком которой не всегда мог справиться. Иногда он просто выскакивал на улицу и бежал вокруг квартала, размахивая руками, просто не находя иного выхода своей кипучей энергии. Людей он ненавидел, но не от лютой мизантропии, а оттого, что постоянно всех обижал. Ненароком, случайно, между делом. Не хотел обижать — но так уж выходило. А кого больше всего ненавидят мнительные люди? Правильно, тех кого обидели. Зато именно эта черта — «судорога ненависти» делала его исключительным критиком — он искренне ненавидел то, что другим просто не нравилось.
Писатели платили Чуковскому той же монетой — Андреев жаловался, Брюсов опасался, Саша Чёрный язвил, Арцыбашев вызывал его на дуэль. Однажды Чуковский радостно сообщил Шварцу, что упомянул его в своей книге. Разумеется, Шварц даже не удивился, открыв корректуру и прочитав:
«В литературу бросились все — от Саши Чёрного до Евгения Шварца».
В 1924 году через два года после работы у Чуковского, Шварц перешёл секретарём к Маршаку. Нервный, импульсивный, артистичный, капризный, Маршак в то же время был прекрасным учителем. Он умел разглядеть в ученике потенциал, раскритиковать, не задушив писательский импульс. Главными его ругательствами были: «стилизация», «литературщина», «переводно»… Ругая почерк Шварца, он говорил, что «буквы похожи на умирающих комаров». На улице Маршак мог подойти к незнакомому человеку и спросить: «Гоголя читали?», — за что однажды даже чуть не был бит.
Блестящее чувство юмора и работа на одном поле на некоторое время сблизили Чуковского и Маршака, но дружба эта была больше похожа на затянувшуюся дуэль на минном поле. Шварц описывает несколько высказываний писателей друг о друге, достойных стать анекдотами.
Так, встретившись с Хармсом в трамвае, Чуковский спросил его о Мистере-Твистере, мол, читали? Нет — ответил Хармс осторожно. Прочтите — провозгласил Чуковский, — это такое мастерство, что и таланта не нужно!
В свою очередь, когда Чуковский метафорично жаловался на бессонницу: «Ночами я бегаю по комнате и вою. Доходит до того, что я бью себя кулаком по своему дурацкому черепу до синяков», Маршак поспешил найти убойную метафору: «А я в гневе падаю на пол и кусаю ковёр!»
Разные пути в литературу
Кажущиеся похожими — великие, детские, признанные, — Маршак и Чуковский пришли в литературу с абсолютно противоположных сторон.
Коля Корнейчук — безотцовщина — отец разыскал Чуковского, когда он уже стал знаменит, мальчик без национальности, незаконнорожденный сын прачки, которого выгнали из школы по приказу о «кухаркиных детях». Гениальный самоучка с феноменальной памятью и неистовым талантом к обучению.
И еврейский вундеркинд Сёма Маршак, потомок легендарного талмудиста, окончивший привилегированную Третью петербуржскую гимназию и обласканный Горьким и Стасовым. Фотографию юного Маршака, по легенде, даже показывали Толстому, как пример совершеннейшего гения, впрочем, Лев Николаевич отнёсся к дарованию скептически.
Медленно, но настойчиво судьба сводила молодых людей. Маршак устроился корреспондентом во «Всеобщую газету», а Чуковский начал писать в «Одесские новости», став вскоре одним из самых зубастых журналистов дореволюционной России. Однажды он опубликовал совершено хулиганское «письмо в редакцию» от Коли Р.: «Дорогая редакция, мне очень хочется получать ваш милый журнал, но мама мне не позволяет». Надеемся, вы догадались, о каком Коле Р. шла речь в начале прошлого века.
Кстати, оба ярких молодых дарования почти одновременно отправились в командировку в Англию. Маршак — по Девонширу и Корнуоллу, Чуковский — в Лондон. В Англии оба журналиста открыли для себя поэзию перевода, Маршак — Роберта Бернса, Чуковский — Уолта Уитмена.
От знакомства до ссоры
Будущие ослепительные жители литературного Олимпа познакомились только в 1918 году, не без участия Горького, обладающего талантом находить и объединять людей. Горький поручил журналистам написать учебник по художественному переводу. Однако оба — и Маршак, и Чуковский к тому времени уже писали детские стихи, поэтому мечтали о другом. К счастью, идею защитил Горький — «Ребёнок до десятилетнего возраста требует забав». Так перед начинающими детскими поэтами открылось большое будущее.
Маршак пылал идеей детской литературы — издавал журналы, основал Детгиз, заставлял знакомых, от ботаника Бианки до путешественника Житкова, писать для детей. Чуковский писал для детей, лукаво продвигая политические идеи. Взять хотя бы «Тараканище» или «Бармалея»! Кстати, последнего Маршак забраковал и отказался печатать. «Маршак открылся передо мною, как великий лицемер» — кипятился Чуковский.
С этого момента отношения стали натянутыми, или они были напряжёнными с самого начала — сегодня сказать трудно. Передел территорий в литературе — вещь жестокая. Два основателя детской поэзии продолжали вздорить, пристально следя за творчеством другого. Кого больше любят дети, о ком написали в газете, о ком сложили анекдот — конкуренция не остывала ни на день. Маршак даже отказался от дачи в Переделкино, потому что там жил Чуковский.
Уже в преклонном возрасте Чуковский писал:
«Боюсь, когда я умру, напишут на моём памятнике: «Автор «Крокодила», — и тут же желчно добавлял: «Впрочем, остаться в памяти автором «Сказки о глупом мышонке» — ещё хуже!»
Продолжая задевать друг друга и ставить подножки, писатели прошли рука об руку почти через весь ХХ век. Маршак умер в 1964, Чуковский — в 1969 году. Незадолго до смерти Чуковский где-то вычитал, что Маршак оценивал свой психологический возраст пятью годами. «А мне не меньше шести — расстроился писатель, — Жаль, ведь чем младше ребёнок, тем он талантливее!»