—Иногда хочется просто делать то, что приходит в голову, выйти из дома, когда вздумается. Я стараюсь не обращать внимания, когда у подъезда моей нью-йоркской квартиры ждет толпа человек в 50. Я иду гулять, и если они идут следом, что ж, пусть идут. Я не стану обрекать себя на затворничество.

—Мы плакали, но мы не понимали, почему плачем. Мы были в полном смятении и все ждали, когда вернется мама. Потом, три года спустя, отец просто женился на нашей экономке и сказал нам, чтобы мы звали ее мамой, потому что она наша новая мать. Это вызвало еще большее смятение, потому что было непонятно, куда девалась прежняя. Каждый боролся со своим горем как умел: кто-то стремился к незаурядному успеху в жизни, кто-то, наоборот, опускал руки. Это был маниакальный психоз и так мы боролись со своей б…
… показать весь текст …

— Я была очень одинокой девочкой, которая постоянно что-то искала. Вспоминая о матери, я смиряла свой бунтарский характер. Я хотела быть хорошей. Я не брила подмышки, я не красилась. Я сосредоточенно училась и получала хорошие отметки. Я очень редко курила, хотя и уверена, что время от времени срывалась. Я была аутсайдером, я была не похожа на других. Я стала бунтаркой и в то же самое время хотела нравиться своему отцу и быть честной. Больше всего я хотела стать кем-нибудь. Когда я была ребенком…
… показать весь текст …

—Я была совсем маленькой, но все равно мне почудилось, будто ребенок-это она. С тех пор я перестала её мучить. Мне кажется, после этого случая я стала быстро взрослеть. Нас отправили к бабушке, а потом отец сказал, что она умерла, но я все равно ждала, что она вернется, и мы никогда об этом не говорили, только раз видела, как плачет отец. Пока мы не подросли, жизнь у нас была очень строго регламентирована. Отец не любил, чтобы мы сидели без дела. Если нам не надо было готовить уроки, он находил для нас какую-нибудь работу по дому. Он считал, что мы всегда должны быть при деле и толково использовать время. В этом он был очень тверд. Требование «держать дух и тело в постоянной готовности» определенно повлияло на мой образ жизни, когда я выросла.

—Мне было 14 лет, я чувствовала себя жутко некрасивой, непривлекательной, неинтересной и невзрачной. А Кристофер сказал: «Боже, ты красива». Никто никогда мне такого не говорил. Он сказал, что во мне есть изюминка, и научил ценить красоту-красоту не в обычном понимании слова, а красоту души. С этого момента вся моя жизнь изменилась. Не потому, что это было так уж важно изучать танец под руководством Кристофера, а потому, что он дал мне отправную точку и вытащил из того, что я считала своим унылы…
… показать весь текст …

—Порой я сама себя шокирую, но не слишком. Если я на публике снимала с себя одежду, это еще не значит, что я выворачивала наизнанку душу.

—У меня 20-летний опыт жизни рука об руку со славой и успехом. Что и даёт мне право высказывать своё мнение. Все мечтают стать знаменитыми-это как помешательство, а я говорю: «какая чушь! Единственное, о чем я жалею, так это о совершении некоторый ошибок». Думать об этом-это пустая трата времени. Я получила достаточно затрещин, была дурочкой и шутом в глазах очень многих.

—10 лет назад я впервые приехала в Нью-Йорк. Я впервые летела самолетом, впервые ехала на такси. Я не знала, куда мне идти. У меня не было ни единой знакомой души в этом городе. И я попросила шофера отвезти меня в центр. Он привез меня на Таймс-сквер. Я была в ужасе. Он не пытался меня изнасиловать, или что-то в этом роде. Он даже не потребовал платы за те две недели, что я прожила в его квартире. Наоборот, по утрам он угощал меня завтраком. И я ему буду благодарна за это всё жизнь.

—Я вынослива, амбициозна и точно знаю, что я хочу. Если это делает из меня дрянь, ну и пусть! Мой самый большой недостаток-неуверенность. Я знаю, что этому никто никогда не поверит.

—В сестрах я больше всего ненавидела одинаковые платья, которые мачеха упорно нам покупала. Я шла на все, чтобы не быть на них похожей, именно тогда у меня появилось желание заняться чем-то другим и разделаться со всем этим. Сколько я себя помню, мне всегда говорили, чтоб я заткнулась. И дома, и в школе мне всегда попадало за то, что я высовывалась, когда не спрашивают. После женитьбы отца на Джоан обиженная на весь свет я сама для себя предельно ясно решила: «Ну и ладно, никто мне не нужен. Больше никому не позволю разбить мне сердце. Не собираюсь я больше от кого-то зависеть. Я могу сама со всем справиться, быть самостоятельной и никому не принадлежать».

—Мне нравятся платья, которые носила Мэрилин Монро, этот стиль 50-х годов: одежды, за которыми притаилось чувственное тело. Сначала мне нравилось, когда меня сравнивали с Мэрилин Монро. Я принимала это за комплимент: она была очень сексуальна, потом это стало меня злить. Мне хотелось показать людям, что я вполне самостоятельная индивидуальность, но Мэрилин Монро была жертвой, а я совсем не такая, поэтому нас нельзя сравнивать.

—Я часто мечтала о том, как мы встретимся, влюбимся друг в друга и поженимся. И вдруг мои мечты стали реальностью. Почему я влюбилась в него-сама не понимаю. Просто не понимаю. Я просто знаю, что всегда хотела его. У меня не было матери, которая могла бы стать образцом, женщины, я была предоставлена самой себе, и это, возможно, дало мне смелость поступать именно так. Я думаю, когда вы действительно получили в детстве, какую-нибудь травму. У вас есть выбор: либо вы все преодолеваете, поднимаетесь вверх и добьетесь настоящего внимания, либо вы станете ужасно интровертированным и получите серьезные личные проблемы.

—Пап, он уже полгода как вышел! Ты что, первый раз его видел?
—Ну, слушай, мы мало смотрим телевизор.
После такого ответа взрослая дочь Мадонна решила, что не станет больше «бороться» за его внимание, и что, возможно, ей больше не нужно жить в ожидании, когда отец просто погладит ее по головке.
—Я раньше злилась, а теперь принимаю все как есть. Так завидую другим, у кого родители не такие примитивные, что ли, следят за успехами своих детей, понимают их. Но ведь не бывает, чтобы у тебя было все, что нужно…

—Я была стервой. В детстве я всегда считала, что со мной должны обращаться как со звездой, и норовила отхватить себе самый большой кусок пирога. Мне хотелось гоняться за мальчиками, а монашки твердили, что так делать нельзя, что хорошие девочки-католички не гоняются за мальчиками. Я не понимала, что тут плохого, и все равно продолжала это делать, и меня за это наказывали… Я делала много нехорошего, потому что знала, что конце недели схожу на исповедь и получу полное прощение. Я помню, что мне нравились мальчики, и я не чувствовала себя скованной. Я никогда не играла в игры для маленьких. Если мне нравился мальчик, я выступала с открытым забралом. Я всегда была такой. Может, это потому, что у меня были старшие братья, и мне приходилось делить с ними ванную и прочее.